Ариадна Громова - По следам неведомого

Губы Мендосы дрогнули.

- Я знаю, - тихо сказал он, опустив глаза, - что вы вправе мне не доверять. Ведь я шел с вами и молчал! Но после того, как вы спасли мне жизнь...

- Да полно вам об этом! - грубовато, но уже добродушней перебил его шотландец. - Выкладывайте, как это к вам попало.

- Помните, я рассказывал о швейцарце и немце? Так вот, это они нашли. Я там с ними не был и ждал их внизу, но место знаю, могу найти. Они взяли оттуда еще много всяких удивительных вещей. Но все погибло...

Мендоса замолчал.

- Да рассказывайте же! - подбодрил его Мак-Кинли. - Как могло все погибнуть?

- Сначала швейцарец упал. Немец не стал его спасать. Он хотел один владеть тайной. Меня он сначала не боялся - я делал вид, что ничего не понимаю и ничем не интересуюсь. Даже когда он перерезал веревку, я ничего не сказал. Но он подсмотрел, что я прячу эту пластинку... я ее нашел в рюкзаке швейцарца. Немец все оттуда взял, а этой пластинки не заметил. И когда он это увидел, то понял, что я тоже владею частицей тайны и тоже хочу стать богатым и могущественным. И тогда он замыслил убить меня. Когда мы шли по такой же узкой тропе, как вчера, он хотел столкнуть меня в пропасть... Но я угадал его замысел и быстро упал на тропу, а он, размахнувшись, потерял равновесие и с криком полетел в пропасть. Быстрая река унесла его труп, и у меня не осталось ничего, кроме этой пластинки. Я надеялся, что в горы пойдет еще какая-нибудь экспедиция; я даже сам хотел снарядить экспедицию, но мне не везло: я никак не мог заработать достаточно денег!

- А вы ее показывали кому-нибудь, эту пластинку? - спросил Соловьев.

- Показывал? - с удивлением переспросил Мендоса. - О нет, конечно! Ведь это была моя тайна, моя надежда, моя мечта о свободе!

- Свобода - ведь это, по-вашему, деньги? Вы что же, думали - там сокровища лежат?

Мак-Кинли спросил это таким саркастическим тоном, что Мендоса нервно поежился.

- Конечно, я так думал, - упавшим голосом сказал он. Из-за чего же еще могут люди убивать друг друга?

- О, они всегда находили для этого достаточно причин! меланхолически возразил Мак-Кинли.

- Но я думал, что они нашли сокровища... сокровища инков! Хотя я не видел ни у немца, ни у швейцарца никаких сокровищ. Я думал, что они взяли с собой только указания, как найти тайник...

- А что же вы видели у них? Пластинки или еще что-нибудь? - перебивая друг друга, спрашивали мы.

Мендоса закрыл глаза, вспоминая.

- Были пластинки... - сказал он. - Разные пластинки желтые, серые, синеватые. Были еще разные вещи, очень яркие и красивые. Было что-то вроде рамки для портрета...

Соловьев вынул из бумажника цветные фотографии.

- Вот такая? - спросил он, протягивая Мендосе снимок голубой рамки из гималайского храма.

Мендоса всмотрелся с изумлением.

- Да, похоже, очень похоже! Только у немца она была зеленая.

- Так вот что, сеньор Мендоса, - сказал Мак-Кинли. - Вы, насколько я понимаю, хотите нас проводить в это место. А далеко оно? Покажите на карте, хоть примерно.

Мендоса долго изучал карту, потом уверенно ткнул пальцем в место к северу от Аконкагуа. Мы задумались. Идти далеко и трудно, Мендоса болен.

- Ну, что же, как это ни неприятно, джентльмены, но придется нам шока вернуться в Сант-Яго, - резюмировал Мак-Кинли.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Я уверен, что случай на тропе только ускорил признание. Мендоса и без того рано или поздно рассказал бы нам все. Недаром он так волновался все время, раздумывал - это ведь было заметно. Ему только трудно было поверить, что там, куда мы идем, нет золота, что наша тайна совсем другого рода. А, уверившись в этом, он заговорил бы. Теперь же получилось даже эффектней - а Мендоса, как истый южанин, любил эффекты.

Вообще он мне чем-то нравился, и я с ним очень много разговаривал на обратном пути в Сант-Яго. Маша подсмеивалась, будто я, мол, стараюсь перевоспитать Мендосу. Но уж если кто и мог бы перевоспитать этого упрямого парня, то, конечно, она сама. Мендоса и раньше на нее частенько поглядывал, а уж после того, как Маша его вытащила из пропасти, прямо-таки млел от счастья, увидев ее. Даже мечтательный Осборн заметил это.

- Видимо, нашему спутнику нравятся смелые женщины, - сказал он.

- Да, у него сердце болтается на конце веревки, - съязвил Мак-Кинли.

Но Мендоса ко всем нам относился теперь очень нежно, а ко мне особенно - из-за того, что я друг Маши, что ли... И мы подолгу беседовали.

Я объяснял ему, что тайна небесных гостей богатства не принесет, что сокровища инков тут не при чем; говорил о задачах нашей экспедиции. Мендоса вначале слушал хоть и с интересом, но недоверчиво. Тогда я рассказал ему, что произошло в Гималаях. Это его сразило. Он чуть не плакал, слушая мой рассказ, нетерпеливо переспрашивал, ахал от ужаса и сочувствия. После этого он долго думал и на следующем привале спросил: