Виктор Пшеничников - Искатель. 1981. Выпуск №6

…Сейчас же остров пытался всей своей силой раздавить гравиход. Из тесноты стволов, чьи кроны напоминали бурую цветную капусту, изо всех щелей живой, волнующейся чаши поползли, будто взбудораженные пожаром, темные, липко блестевшие тела. Природа, подобно гениальному живописцу, не придерживавшаяся никакой определенной школы, — природа под низким небом сырого и жаркого мира занялась сюрреализмом.

Гравиход, повинуясь пальцам Виолы, с быстротой мигания резко увеличивал и уменьшал тяготение вокруг себя, то высоко подбрасывая атакующую массу, то обрушивая ее со стократно увеличенным весом на поверхность воды, на берег. Так двигался гравиход, по касательной взлетая над берегом, и лес рывками расступался и смыкался под его днищем, как шерсть, в которую дуют.

А затем атака прекратилась, только новые летуны-наблюдатели стайкой взмыли из чаши взамен уничтоженных, повисли парашютиками, надуваясь…

…Заканчивая болезненно-напряженный разговор, Виола сказала категорически:

— Я знаю долг разведчика, и я выполню его. Ваша группа получит все необходимые данные. Но если мы вернемся, я тоже сделаю все, что обещала.

Разведчики никогда не говорили — «после возвращения», а всегда только: «если вернемся». Нелюбовь загадывать на будущее превратилась у них в суеверие, так же, как привычка напутствовать друг друга фразой: «Большой удачи, легкой смерти». У Виолы шансы прожить еще год были в десятки раз меньше, чем у десантника, проходившего по следам разведки; в сотни раз меньше, чем у строителя, с целым флотом являвшегося в мир, изученный разведкой и освоенный десантом. Улдис почти не надеялся, что его связь с Виолой продлится дольше полета. Разведчики жили мгновением; к тому же он прекрасно чувствовал, что восторг первых дней угас у Виолы, наделенной как способностью увлекаться, так и изрядным скепсисом, — угас и сменился разочарованием, равнодушием. Может быть, она искала ведущую опору? Человек эпохи абсолютистских кораблей никогда не чувствовал необходимости что-либо скрывать, поэтому Улдис знал во всех подробностях историю недавнего странно однобокого, «духовного», но тем не менее очень яркого романа Виолы. Романа с еле живым, начиненным протезами биологом Куницыным на планете Химера, где оба они — Виола и Куницын — налаживали контакты с негуманоидным разумом. В описаниях сердечной подруги, да и в космических хрониках, Куницын выглядел святым: сплошной научный подвиг, постоянная игра со смертью, редкая самоотверженность. Вот это был экземпляр мужчины, подходящий Виоле. А он, Улдис? В минуты самых жарких объятий он ощущал себя лишь халифом на час, ловким говоруном, подвернувшимся в момент женской слабости… или, что еще менее лестно, опустошенности.

Куницын умер, успев изменить всю жизнь Виолы, — именно после его смерти она бросила десантную базу на Химере и страстно занялась разведкой. Куницын умер, но образ его царил. Это было обидно — чувствовать, что никогда не сравняешься с покойником, что к близости с тобой только снисходят.

И Улдис окончательно замолчал после холодных, твердых слов Виолы, ставивших под сомнение возможность эксперимента. Молча выплеснул остатки чая в утилизатор, бросил обе чашки в моечный шкаф и занялся полетными расчетами. Но не успел он еще положить пальцы на биопанель ввода, как его шею вдруг обвили гибкие руки, и шелковисто-сухие губы Виолы прижались к его щеке…

…Испуганно дернулись губчатые осклизлые стволы, росшие словно из сплошного ковра пористой резины. Жирные ползучие канаты вобрали свои белесые, слепо шарящие по воздуху отростки. Гравиход мягко лег на днище в центре острова. Лес окружал большую, голую, болотистую равнину, красновато-бурую глиняную топь, на которую по краям наползали живые языки резинового ковра. Не показывались перепуганные твари, и даже бесстрашные летуны деликатно парили в отдалении. Машина выбросила паучьи ноги эффекторов, вооруженных бурами. Предстояло взять на разной глубине образцы грунта.

При погружении буров никакие скачки тяготения не были допустимы, поэтому приходилось защищаться иначе. Улдис открыл нижний сегмент купола и сел на борт с пистолетом в руке. Но никто не спешил нападать.

— Да, гнусное местечко, — сказал Улдис. — Но, честное слово, мне почему-то не хочется улетать. Хотя и делать нам тут больше нечего. Мне кажется, что на Земле…

Виола, отчужденно следившая за приборами, так и не узнала, что же должно произойти на Земле. Шкала отметила вход бура-3 на глубину 1034 сантиметра и резкое падение сопротивления, словно бур вошел в желе. После этого все буры были выброшены из почвы с такой силой, что блестящие лапы эффекторов лопнули в сочленениях и со звоном ударили по куполу, разбив его, как яичную скорлупу.