Аркадий Вайнер - Искатель. 1971. Выпуск №6

— Вы хотите сказать, — закричал, вскочив, полковник Рейнольде, — что на заднем сиденье в машине лежат все то необычные предметы о которых вы нам только что рассказывали?!

— Пожалуйста, сядьте, полковник, — вмешался Чарли. — Надеюсь, вы не верите всем этим сказкам, которыми он нас угощал. Совершенно очевидно, что то, о чем говорил Джордж, физически невозможно и…

— Чарли, — сказал я, — разреши мне напомнить еще о нескольких невозможных вещах. Таких, как картина, которая находится в Национальной галерее и одновременно у нас в Уиллоу-Гроув, машина без колес, ведро алмазов, штуковина, один конец которой раскален, а другой холодный, как лед.

— Боже, у меня голова идет кругом, — прошептал Чарли в отчаянии. — И надо же, чтобы все это свалилось на мою шею.

— Послушай, Чарли, — заметил я, — по-моему, на твоей шее пока еще ничего нет. Все эти загадки не имеют ни малейшего отношения к нарушениям закона. Конечно, ты можешь сослаться на то, что Джордж взял автомобиль без разрешения владельца. Но ведь это же не автомобиль…

— Все равно это средство передвижения, — заупрямился-Чарли.

— Но владелец выбросил его. Он бросил его и ушел, и…

— Мне бы прежде всего хотелось узнать, где находится это место и почему люди выбрасывали свое добро, — заявил полковник.

— И конечно, вы бы хотели прибрать его к рукам, — добавил я.

— Вы чертовски правы, — согласился он. — Я намерен это сделать. Вы хотя бы понимаете, что могут значить подобные предметы для нашей страны. Например, склонить чашу весов в нашу пользу, имея в виду потенциального противника, и я отнюдь не…

На лестнице, а затем в холле послышался топот. Дверь распахнулась, и помощник шерифа, чуть не грохнувшись, ворвался в комнату.

— Сэр, — с трудом переводя дыхание, обратился он к Чарли, — я не знаю, что делать. Какой-то сумасшедший тип проповедует около памятника Неизвестному солдату. Мне сказали, что шериф отправился, чтобы прогнать его в шею, поскольку у того нет разрешения выступать с проповедями в общественном месте, а потом шерифа видели бегущим в участок. Я вошел туда с заднего входа. Смотрю: шериф хватает винтовки и подсумки, а когда я спросил его, в чем дело, он не захотел разговаривать со мной, потащил целую охапку оружия на площадь и свалил все у памятника. Там собралась толпа, и все тоже тащат разное добро и бросают…

Я не стал дожидаться конца и бросился мимо помощника шерифа к двери.

Куча вещей у памятника выросла настолько, что уже сравнялась с его подножием. Там были навалены велосипеды, радиоприемники, пишущие машинки, электробритвы, швейные машины, пылесосы и много чего еще. Стояла даже пара автомобилей. Наступали сумерки, в город стекались окрестные фермеры и вместе с жителями со всех сторон шли через площадь, таща разное добро, чтобы прибавить его к быстро растущей куче у памятника.

Незнакомца, приехавшего с Джорджем, нигде не было видно. Он сделал свое черное дело и исчез. Стоя на площади и глядя на темные фигурки людей, которые, словно муравьи, спешили со всех сторон прямо к газонам к Неизвестному солдату, мрачно замершему в неровном свете трех слегка качающихся на легком ветерке уличных ламп, я представил себе множество других городов по всей стране с огромными грудами всевозможных выброшенных вещей.

Боже, подумал я, ведь никто из них не понял ни слова, ни единого звука из птичьего языка проповедника. Однако то, что он хотел им сказать, как и тогда, когда мы все отступили назад, давая ему дорогу, явилось для них неоспоримым приказом. Ясно, что я был абсолютно прав, когда предположил, что весь секрет кроется в семантике.

Конечно, у нас множество слов, гораздо больше, чем необходимо обыкновенному человеку, однако мы так к ним привыкли, привыкли к их беспрерывным приливам и отливам, что многие из них — а возможно, что и большинство — утратили глубину и точность содержания. И ведь было время, когда великие ораторы могли овладевать вниманием множества людей с помощью простой поэзии своих речей, и такие люди иногда меняли и направляли все общественное мнение. Увы, теперь произносимые слова потеряли свою былую силу.

Вот смех всегда сохранит свое значение, подумал я. Простой веселый смех, даже если человек и не посвящен в его причину, может поднять настроение. Громкий и раскатистый, он означает дружелюбие; тихий и сдержанный, он свидетельствует о превосходстве интеллекта и даже способен в соответствующих условиях выбить почву из-под ног.