Альфред Ван Вогт - Война нервов

«Райим!» — подумал он. Поразительное очарование содержалось в этом слове. Неужели оно дошло до него через космическую пропасть? Кажется, это и есть название планеты. Но неважно, как это дошло до него, во всяком случае сомнения оставались. Он не был уверен.

Последние его ощущения были только приятными. Тем не менее он ждал новых проявлений. По-прежнему, как сквозь туман, слабо пробивался свет. Затем ему показалось, что он сейчас снова пустит слезу: неистово зачесалась пятка. Когда она перестала чесаться, наступила неимоверная жара и стало до удушья недоставать воздуха.

«Чушь! — успокаивал он себя. — Ничего этого нет!»

Действительно, внушение прекратилось, остался лишь шуршащий шум моря и всепроникающий свет. Он начал беспокоиться. Возможно, он на правильном пути, и будь у него достаточно времени, он в конце концов овладел бы контролем над одним или группой существ. Но именно времени у него и не было. Каждая потраченная секунда катастрофически приближала Гроувнора к его собственной физической гибели. Там или здесь — хочешь не хочешь, запутаешься — в пространстве один из крупнейших и самых дорогих кораблей, когда-либо построенных людьми, пожирал милю за милей с почти бессмысленной поспешностью.

Он знал, на какие участки его мозга оказывалось воздействие. Он мог слышать шумы, только когда область слухового восприятия коры головного мозга получала определенные сигналы. При воздействии на поверхностные участки, над ухом, начинались сны и воспоминания о далеком прожитом. Ведь издавна весь человеческий мозг, словно географическая карта, был расчерчен и классифицирован. Правда, у каждого индивида имелись свои особенности, разнились они очень мало, но основная структура среди гуманоидов всегда была одинаковой.

Нормальный человеческий глаз — это прекрасный объектив. Его линзы превосходно фокусируют изображение на сетчатку. Если судить по тому, как он видел город глазами обитателей Райима, они мало чем отличались от человеческих. Оставалось только скоординировать свои визуальные центры с их глазами, чтобы получать заслуживающие доверия картины.

Прошло еще несколько минут. Во внезапном приступе отчаяния он подумал: неужели я просижу здесь свои пять часов, так и не вступив в полезный контакт? Впервые он усомнился в правильности своего решения целиком предоставить себя создавшейся ситуации. Когда он попытался поднять руку к энцефалорегулятору, ничего, казалось бы, не произошло. Несколько неустойчивых ощущений, и среди них отчетливо различимый запах жженой резины.

В третий раз его глаза увлажнились. А затем возникло изображение, ясное и четкое. Но оно тут же исчезло так же внезапно, как и появилось. Но для Гроувнора, который прошел подготовку на самых современных психологических приборах, оно запечатлелось в сознании так же ярко, как если бы он смотрел на него довольно долго.

Он ощутил себя в одном из высоких, узких зданий. Освещение было тусклым, словно в открытые двери невидимые рефлекторы отражали солнечные лучи. Окон тут не было. Вместо полов в помещение вмонтированы узкие дорожки. Несколько птицеобразных сидели на этих дорожках. Вдоль стен протянулись двери — кабинетов или каких-то шкафов, кладовых.

Столь отчетливое зрительное восприятие и взволновало и встревожило. Предположим, он установил связь с этим существом, кем бы оно ни было, стимулированный его нервной системой. Допустим, он достиг того состояния, в котором мог видеть его глазами, слышать его ушами и до некоторой степени испытывать те же чувства, что и это создание. Но все это будут лишь чувственные ощущения.

Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызывать движение в мышцах того существа? Мог ли он заставить его перемещаться, поворачивать голову, махать руками и вообще заставить его делать то, что делает он, Гроувнор? Нападение на корабль было осуществлено группой согласованно действующих, совместно думающих и чувствующих существ. Установив контроль над одним из членов этой группы, мог ли он надеяться взять под контроль всех?

То, что запечатлелось в сознании Гроувнора, должно быть, видел и тот, другой. Однако пока все его ощущения вовсе не свидетельствовали об установлении группового контакта. Он был подобен человеку, заключенному в темной комнате с отверстием в стене, прикрытым полупрозрачной пленкой. Слабый свет проникал сквозь отверстие. По случайно проникающим туманным изображениям он должен был судить о внешнем мире. Можно было не сомневаться, что картины соответствуют реальности. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие в боковой стене, или ощущениями, проходящими к нему через пол или потолок.