Николай Гуданец - Полигон

Кажется, оно уже начинает срабатывать, и ему предстоит пройти через нестерпимо корректное отчуждение, бегающие глаза собеседников, перешептывание за спиной, барахтанье в липкой патоке уклончивой фальши. Невозможно оправдаться, никому ничего не докажешь, потому что ловко запущенная зловонная сплетня убедительнее очевидности, сильнее здравого смысла, и она разит наповал. О чем неопровержимо свидетельствует обширный опыт, накопленный по этой части политической полицией.

А хуже всего то, что под таким соусом здесь могут обойтись с ним как угодно, вплоть до инсценировки самоубийства.

Подступило цепенящее отчаяние, и, чтобы хоть немного отвлечься, Кин стал думать о соблазнительной официантке с лихой фаллической татуировкой на запястье.

Вне всякого сомнения, стоит ему легонечко поманить Стасию, и она окажется в его постели, только вот добровольно или по приказу Наримана, не разберешь.

Она откровенно заигрывает с ним и даже назначила свидание на завтрашний вечер, хотя у нее есть любовник. Впрочем, судя по файлу прослушивания, этот тип обращается с ней без лишних нежностей и церемоний.

Повернувшись с боку на бок, он внезапно передернулся при мысли о том, что не далее как вчера ее влажный пухлогубый рот покорно ублажал другого мужчину. Она опустилась на колени перед креслом, коротко звякнула пряжка ремня, грубая ручища по-хозяйски легла на ее затылок. Почему-то Кину мерещилось, что волосы у нее русые, коротко стриженные. Он знает, что она проделывала вчера, у нее толстые лодыжки, почему же его так сильно влечет к ней, почему он готов сам сесть в то самое кресло, раздвинуть колени, сгрести ее голову ладонью, повелительно задавая ритм. Он хочет еще раз услышать это скользкое шлепанье губ, которые с прихлюпом всасывают воздух в мгновенных передышках, но уже не из компьютерных акустических колонок.

Неожиданно для себя он понял, что вовсе не чувствует ни малейшего отвращения, более того, жаждет вонзиться в ее рот, наверняка зная, что совсем недавно она послушно смаковала семя другого мужчины. Странно устроен человек, подумалось ему, ведь это всего лишь шелковистые слизистые оболочки, к ним ничего не прилипло, всего лишь выделения предстательной железы, в которых мельтешат живчики. Почему-то свое собственное семя не вызывает ни малейшего отвращения, в отличие от чужого. Если вдуматься, животное начало в человеке представляет собой сплошной нонсенс от начала и до конца. Точнее говоря, безнадежная путаница начинается, когда биологическое сталкивается с душевным. И то и другое напрочь лишено логики, а в результате абсурдность возводится в квадратную. степень.

Ну кто сказал, что это грязь, спорил он сам с собой, а даже если так, пусть грязь, да, пряная и сладкая, остро дурманящая грязь, ну и пусть, ему нет никакого дела до ханжеских условностей и предрассудков.

Ворочаясь в измятой постели, он старался трезво разобраться, почему Стасия кажется ему запачканной и почему именно это разжигает его сверх всякой меры, вопреки совершенно алогичной подспудной брезгливости. "Доступная девка, сказал он себе, - шлюха, подстилка. Наплевать, я хочу ее именно поэтому, именно так".

Есть отбивные из молодого корнеозавра и спать с косвенной сотрудницей далеко не самое заманчивое времяпрепровождение. Эта промелькнувшая в его мозгу фраза показалась вдруг необыкновенно смешной, и Кин едва не расхохотался в голос.

Что за чепуха лезет в голову, думал он, ерзая щекой по нагревшейся противной подушке, какая выматывающая неотвязная тяжесть давит на мозг! Перед глазами возникли пышные ягодицы официантки, туго обтянутые форменной юбкой. В паху нарастало горячее томление, он слишком долго не имел женщины после разрыва с Ринтой и теперь изнывает от густого прилива желания, грубого и властного зова плоти. Какая разница, даже если эту соблазнительную ирлеанку подсовывают ему, тем веселее.

Он возьмет ее иначе, не в рот, иначе. После церемонных тягучих нежностей, после дразняще вкрадчивых ласк вдруг стать грубым и резким, зарыться пальцами во влажный мех, навалиться всем телом, услышать горячечный самозабвенный стон. Впиться в рот оскверненный вторжением недавнего предшественника, проникнуть жадным языком туда, где вольготно бесчинствовал извергающий семя чужой член. Будоражащая липкая мерзость, он хочет изваляться в ней, не осязаемой и нелепой, а в конце концов, чего еще ожидал, она не девочка, и у нее наверняка было много мужчин, почему же его так задел тот файл прослушивания, доводилось ведь слышать и кое-что похлеще...