Виктор Сапарин - Однорогая жирафа (сборник)

— Но какой смысл имела вообще работа над УГМ? Почему пятая лаборатория, занимавшаяся инфразвуками, не переключилась на новую тему?

— Какой вы скорый на решения! — пожал плечами профессор. — Ведь прибор типа «гамарус» был в принципе уже готов! Не мог же я сказать работникам пятой лаборатории: выкиньте из головы ваш прибор, пока я, профессор Смородинов, не придумаю другого, лучшего прибора, причем когда это будет и будет ли вообще, — никто не знает. Их прибор реально существовал, а мой был только идеей.

— Мы договорились с руководством станции, — продолжал Смородинов, — что пятая лаборатория будет продолжать работу над усовершенствованием своего прибора, а проблемой нового аппарата займется наш институт в Ленинграде. Но все время мы консультировались: у меня спрашивали советы насчет УГМ; я, в свою очередь, получал необходимые мне данные у Черноморской станции, имеющей большой опыт по изучению физики моря.

— Могли бы чиркнуть письмецо! — вырвалось у меня.

— Да ведь и вы не писали, — засмеялся Петр Иванович.

— Кстати, — добавил он вдруг, — я должен поблагодарить вас за одну идею. Мы осуществили ее.

— Мою идею? — удивился я.

— Ну, как же! О том, чтобы прибор докладывал о силе шторма и о времени его наступления.

— Откуда же вы узнали об этой моей идее? — воскликнул я.

— Да вы сами как-то рассказали мне о ней еще там, в санатории.

— Я только мечтал, а вы сделали!

— Зато другую идею, — продолжал Смородинов, не обращая на мое восклицание никакого внимания, — другую, тоже очень хорошую идею мы как-то недооценили. Это, конечно, наш промах.

Он с огорчением развел руками.

— Какую вторую идею?

Я посмотрел на Петра Ивановича.

— Вы ведь задавались целью построить физический прибор размером с блоху? Ну, не буквально, конечно, а, так сказать, в принципе. И, надо признать, УГМ действительно получился очень небольшим. А новая его модель, которая заканчивается на станции, — совсем крошечная: вроде приемника «Турист». Наша же установка, — Петр Иванович вздохнул, — здоровенная. Состоит из трех частей — очень громоздких.

— Да зачем же делать ее обязательно маленькой? — спросил я. — На корабле место найдется.

— На корабле-то найдется, а на лодке, скажем, нет. УГМ можно поставить в любом прибрежном колхозе, снабдить им любую рыболовецкую бригаду. Наша же установка — корабельная, а на берегу ее можно использовать только как стационарную. Она — для метеослужбы, а не для непосредственного пользования, как, например, барометр или термометр. Кстати, УГМ теперь и шторм предсказывает гораздо раньше, чем в первом варианте, — черноморцы придумали там много нового.

— Так что же получается? — сказал я. — Кто же был на более правильном пути? Вы или Черноморская станция?

Смородинов снова засмеялся.

— В науке не бывает так просто, — сказал он, по-стариковски щуря глаза. — Истина рождается в спорах. Собственно говоря, оба прибора находятся в таком состоянии, что их можно уже передавать заводам для серийного изготовления.

— Для серийного?

— Конечно.

— Но не для массового?

— Нет еще.

— Что же еще нужно?

— Работать, — весело воскликнул Петр Иванович. — Работать нужно!

— Чей же прибор, вы считаете, возьмет верх в конце концов в этом соревновании? — спросил я.

— Наш, конечно.

— Ваш? Ленинградский?

— Нет, наш.

— То есть?

— Наш с вами. Разве я вам не сказал? Ведь мы передали Черноморской станции все материалы нашего института, относящиеся к конструированию гидроуловителя голоса моря. В этом и заключалась наша помощь станции. Вы помогали ей, так сказать, индивидуально, ну, а мы коллективно. И в дальнейшем будем вместе с вами помогать. Все-таки они начали эту работу, они и продолжат ее. Пришла пора объединить силы уже и организационно.

— Но ведь вы не сможете приезжать на Черноморскую станцию. У вас масса дел в Ленинграде.

— А мне и не нужно приезжать. Туда поедут двое сотрудников нашего института. Ведь есть уже инженеры и научные работники — специалисты по конструированию приборов, улавливающих голос моря. Созданы кадры. Вот что самое ценное. И вам нашлась бы работа, — добавил он, вопросительно на меня поглядывая. — Вы согласились бы поехать на станцию?

Я вспомнил Костю Никитина, Безрученко, Черное море.

— Разумеется, — сказал я. — Но об этом нужно договориться с нашим институтом.

— Конечно, конечно, — заверил меня Петр Иванович. — Само собой разумеется. Важно получить ваше согласие.