Михаил Харитонов - Девоншир

— Ходят такие разговоры, сэр.

— Вот как? И что ж такого с ним случилось, что сэр Бэрримор преисполнился сочувствия к этому подозрительному субъекту? — поинтересовался доктор, устраиваясь за столом.

— Последний век он жил в каком-то тихом болоте — кажется, где-то в Польше, если я ничего не путаю, — объяснил Бэрримор. — Там во время войны германцы использовали газ. Хлор или что-то вроде того. Ему пришлось выйти на свет, его заметили и даже пытались изловить. Вот он и эмигрировал.

— Разве существа, вам подобные, боятся отравляющих веществ? — заинтересовался Ватсон. — Ох, извините, Бэрримор — разумеется, вы человек…

— Не за что, сэр. Я призрак, и знаю своё место. А те, кого вы имели в виду — живые. Не совсем как люди, но они пьют, едят и дышат.

— Их можно убить? — доктор попробовал откинуться и вытянуть ноги, но высокая спина стула гн позволила это сделать.

— Всех можно убить, — вздохнул старик, — вот только зачем?

Ватсон не нашёлся с ответом и уставился на переливающиеся огоньки в камине. Под его взглядом они ожили и начали разгораться, брызгая зелёными искрами. Тогда он перевёл взгляд на фамильные портреты. Его внимание привлекла дама в голубом платье. Работа Неллера, вспомнил он слова Холмса, произнесённые много лет назад — за сутки до того самого вечера. Дама чем-то напоминала Гемму Ронкони, только старше, в расцвете зрелой красоты. Присмотревшись, Ватсон вздрогнул — ему показалось, что губы женщины на портрете двигаются. Да, вне всяких сомнений — она что-то говорила, и, несомненно, что-то очень важное, важное и интересное, нужно только прислушаться…

— Сэр! Не смотрите туда, сэр!

Доктор в гневе обернулся, чтобы заткнуть нахального старика, позволившего себе отвлечь его от важного разговора — и замер с открытым ртом. Наваждение спало.

— Осторожнее с картинами, сэр, — извиняющимся тоном сказал Бэрримор. — Вас может затянуть внутрь, и потом придётся вас вытаскивать.

— Внутрь чего? — не понял доктор.

— Внутрь картины, сэр, — пояснил Бэрримор. — Вы же не хотите оказаться внутри картины?

— Н-да, у вас тут непростая жизнь, — заметил Ватсон.

— Что вы! Есть места и похуже, — искренне сказал старик. — Мне тут, во всяком случае, понравилось.

— Чем именно? — решил на всякий случай разведать обстановку доктор.

— Трудно так сразу сказать, сэр. Тихо, спокойно, хорошее обращение, и всегда знаешь, чего от тебя потребуют. В духовных мирах неизвестно какая жизнь. И туда можно попасть только через вышний суд. Мало ли что на нём решат.

— Гм. Неужели вам есть чего опасаться, Бэрримор? — доктор посмотрел на старого слугу с интересом. — На вашей совести есть тайные грехи?

— Жизнь — сложная штука, сэр, — уклонился от расспросов старик. — А вот и сэр Баскервиль прибыл!

— Где? — не понял Ватсон.

— Перед вами, сэр, — Бэрримор склонился в старомодном полупоклоне, обращённом почему-то к стене с портретами.

Ватсон поднял голову и увидел, что глаза кабаньей головы открыты и смотрят прямо на него.

— Сэр Баскервиль! — объявил дворецкий.

— Доброго прибытия, почтеннейший мастер Ватсон, — отчётливо произнесла голова. Голос был низким и глухим, как будто доносился из железной бочки. Ватсону стало несколько не по себе, но он быстро взял себя в руки.

— Добрый день, сэр, — ответил он, — пытаясь встать. Кабан, судя по всему, был высокопоставленным духом, а Ватсон читал, что подобные существа любят церемонии.

— О, прошу вас, досточтимый мастер Ватсон, располагайтесь вольно и никоим образом не беспокойте себя. Вы ведь наш дорогой гость, и к тому же обладаете более высоким достоинством, нежели мы, — пробасил кабан.

— То есть? — не понял Ватсон.

— Вы являетесь живым человеком из плоти и крови, обладателем бессмертной души, — объяснила голова, — а мы, сколь бы ни было высоко наше служение, всего лишь призраки, хотя и обладаем определённым могуществом, ибо мы имеем честь пребывать в высоком сане родового духа.

— Как это? — заинтересовался доктор. Про родовых духов он читал в записках некоей ясновидящей из Иллинойса. Но записки были написаны крайне невнятно, к тому же и ясновидящая не внушала доверия, поскольку по происхождению была цыганкой, а по первой профессии — сводней.

— Позвольте нам изъяснить наше естество в самых кратких выражениях, — кабанья голова закатила глаза, и Ватсон понял, что его ждёт длинная напыщенная тирада. — Родовой дух есть одушевлённое средоточие божественного намерения, вложенное, подобно некоему семени, мудрым Творцом в сокровеннейшие глубины душ всех членов рода, начиная с почтенного первооснователя и кончая отдалённейшими потомками его, за исключением незаконнорождённых, кои, неуклонно протрубируемые рогами собственной нечистоты…