Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

— Да, разумеется. Благодарю, — Шталь спрятал коробочку в недрах письменного стола.

— Кстати… — профессор чуть замялся, — я собираюсь несколько пополнить свою библиотеку. Мне нужна обычная сумма. Если не сложно, переведите её через Америку.

— Через Америку нам уже сложно работать. Может быть, мы устроили бы это дело как авансовый платёж от какого-нибудь издательства… но это тоже не вполне удобно. Будем думать.

— Придумайте что-нибудь. Вы ведь всегда находите изящный выход из любого положения. Извините, мне пора. Я так и не закончил статью для сборника, а университетская типография больше не может ждать. Они и так мне телефон оборвали. На этом позвольте закруглиться. Всего доброго.

— Auf Wiedersehen, профессор.

Толкиен встал, коротко кивнул собеседнику, и вышел из кабинета.

Господин Вильгельм Шталь дождался, когда шаги старика затихнут в коридоре. Вытащил из недр стола деревянную коробочку. Трясущимися руками открыл её.

На дне тонким слоем лежала блестящая красная пыль.

— Моя прелесть, — сладко улыбнулся Шталь, и переложил коробочку себе в карман.

Солнечный свет, едва пробивающийся сквозь бурую завесу воздушных корней, внезапно провалился в случайную прореху. Попрыгал по сонной речной воде, вспыхнул на никелевой пуговице, украшающей ширинку сержанта, перескочил на рябое лицо капитана, кольнул в глаз. Капитан свирепо сощурился и прижал ладонь к лицу, выпустив из рук весло. Капризная туземная лодка, давно дожидавшаяся такого момента, кокетливо повела кормой, разворачиваясь против течения.

Сержант-итальянец помянул вслух — негромко, но ответственно — непорочное лоно Святой Девы и взялся за шест. Лодка нехотя выровнялась.

Капитан в который раз подумал, как славно было бы раскатывать по этой речушке на катере с антигравом. Увы, законы воспрещали открытое использование земного оружия и транспортных средств в отсталых мирах. В случае поимки антиграв послужил бы отягчающим. Для контрабандиста со стажем это означало лишние пять-семь лет на какой-нибудь скверной планете. Куда более скверной, чем эта.

— Чьи тут земли? — спросил сержант, ловко орудуя шестом.

— Нгуэнго, — ответил капитан, напряжённо всматриваясь в береговую полосу. — Сейчас они должны нас заметить.

Тупоносая стрела с белым оперением — знак мирных намерений — вылетела из джунглей, клюнула борт, упала в воду. Из воды выскочила рыбина, пёстрая и некрасивая, как биография капитана. Рыба сцапала деревяшку и потащила в глубину.

— Хорошая примета, — заметил сержант, налегая на шест. — Наваримся.

— Не сглазь, — осадил капитан. — У нас ещё четыре ящика, и всё надо продать. Поворачивай.

Лодка пошла к берегу. Тёмная, зацветшая вода недовольно заколыхалась, оставляя на бортах следы тины.

Из-за бурой стены растительности показался туземец. Свистнув, он бросил сержанту верёвку.

Капитан осторожно ступил на хлипкие сходни, напряжённо вглядываясь в лесной сумрак. Оттуда, из глубины, доносился какой-то ритмичный шум.

Потом они шли через мокрые джунгли, воняющие корицей, баней и помойным ведром. Зеленоватая грязь звонко, с оттяжкой, чвакала под ногами. Сетка воздушных корней над головами уплотнилась, нагоняя темень. Зато шум впереди усилился. Капитан решил, что туземцы что-то справляют — может, свадьбу, а может, большую нужду.

Капитан шёл налегке. Сзади кряхтел сержант, нагруженный ящиком с бусами. Ящик был куда тяжелее, чем казался с виду. Увы, тяжесть была платой за безопасность. Простодушные дикари иной раз поддавались искушению прибрать товар за так, прихватив на память и шкуры продавцов. Поэтому ящик был сделан из неразрушимого материала. Зато его можно было дистанционно взорвать. После нескольких инцидентов туземцы сообразили, что лучшая война — это торговля.

Наконец, землян вывели на относительно светлое место, где воздушные корни над головой были срезаны. Местное рыжеватое солнышко, — маленькое, жгучее, крапивное, — жарило вовсю, так что в середине полянки было почти сухо.

Там-то и ждала гостей торговая делегация племени нгуэнго.

На циновке лежал — навзиничь, раскинув ноги и выставив вперёд большое, твёрдое на вид пузо, — местный вождь. Как все местные, он был маленьким, колченогим, смуглокожим. С шеи свисали мотки стекляруса, руки и ноги сверкали от бисерных браслетов. Даже причинное место было украшено бижутерией.

Вокруг толпились приближённые — тоже раскормленные, тоже увешанные стекляшками. Они держали в руках маленькие барабаны и трещотки, услаждая любимого руководителя шумом. Нгуэнго любили шум.