Интересна связь Змея со всякого рода запретами . Как известно, Змей обыкновенно изображает из себя свободомыслящего. На самом деле запреты и ограничения всякого рода — это его норы, куда он прячется при первой же опасности. Большую часть всех этих ограничений и запретов (особенно негласных) он сам же и выдумал — отчасти затем, чтобы разжечь интерес к тому, что запрещается.
Важная сторона многогранной деятельности Змея — его карьера клеветника. Он обожает объяснять абсолютно все человеческие мысли, желания и поступки самыми низкими причинами, которые он только в состоянии измыслить — после чего с невинным видом требует, чтобы обвиняемая сторона доказала ему обратное. Иной раз он может разойтись до того, что и изобретает целые научные теории (наподобие психоанализа). Этот аспект змеиной натуры хорошо отражен в известном библейском рассказе: там тактика данного персонажа представлена, можно сказать, в классическом виде.
6.3. Если Змей — циник и комик , то Буревестник — романтик и идеалист . Он всегда пребывает в состоянии восторженности и непрерывно трепещет. Его idee fixe состоит в том, что «самое главное в жизни — оторваться от земли ». Иначе говоря, для Буревестника жизнь — это служение какой-нибудь идее , как правило — возвышенной и малореализуемой, и часто вся её возвышенность как раз и состоит в её нереальности. Если бы мечты Буревестника вдруг каким-нибудь чудом осуществились бы, он с презрением отвернулся бы от них: Буревестник парит в невозможном , а все сколько-нибудь возможное считает недостойным себя. Поэтому он, как правило, выбирает себе идеалы покруче, и лишь интеллектуальная ограниченность хозяина Буревестника может вынудить его ограничиться мечтами о великой любви («…о, если бы меня кто-нибудь по-настоящему понял!..») или графоманией. На самом деле никакая идея (даже та, за которую Буревестник, кажется, готов живот положить) ему не важна , иначе не был бы он тонкой фигурой. Всякая мечта или идея для него — только повод вести определённый образ жизни , и больше ничего. Впрочем, Буревестник может обходиться даже и без какой-то особенной идеи: например, человек с большим Буревестником может просто «всю жизнь чувствовать себя не таким, как все», даже если это ни в чём конкретно не выражается.
Буревестника часто путают с Драконом. Иногда они действительно совокупляются, что выглядит впечатляюще. Но, в принципе, Буревестник совершенно равнодушен к тому, какого мнения придерживается человек о себе и своих достоинствах. Оно может быть любым. На самом деле для Буревестника проблема самоуважения вообще не стоит.
Буревестник полностью лишён чувства юмора, суров и не терпит насмешек — как Свинья или Дракон. Но если, к примеру, Дракон видит в насмешке атаку против себя лично , то Буревестник считает, что ирония лишает его среды , в которой он парит, то есть Высокого и Сакрального, уравнивая всё это с низким и профанным, и тем самым прихлопывая его к земле, коей он бежит. Но ещё больше Буревестник не любит попыток перевести «дело» или «идею» из сферы восторженных мечтаний в какое-нибудь реальное действие, поскольку тут или быстро выясняется, что идея туфтовая, или начинается работа, а Буревестник этого не переносит, ибо труды мешают мечтанию.
«Земное» Буревестник, как правило, ненавидит, а если иногда и желает на неё посмотреть, то исключительно сверху . Земля представляется Буревестнику грязным, засранным местом, населённым недотыкомками. Он же рождён парить — в пространствах ли «чистого духа», разговоров о высокой политике, или, на худой конец, в мечтах о пальто с волосяным воротом. По этой самой причине Буревестник полагает возможным вести себя на земле как угодно — раз он на ней «в сущности» всё равно не находится, — а тех, кто находится, считает ipse facto подонками и кретинами. В результате его поведение иногда выглядит не более приглядно, чем выходки Свиньи. И неудивительно: Буревестник и впрямь представляется чем-то вроде очень духовной Свиньи с «настоящими запросами», Свиньи оперённой и крылатой. Тем не менее разница между ними принципиальная. Если Свинья стремится к реализации своих желаний любой ценой, то Буревестник, напротив, если чего и боится, так это как раз всяческой реализации.
Взаимоотношения Змея и Буревестника вполне очевидны: Змей презирает Буревестника, тот же Змея люто ненавидит. Это не мешает им работать в паре, когда возникает реальная опасность (то есть человек всерьез пытается обратиться к уму). Сходятся они на почве общей задачи: и Змей, и Буревестник пытаются внушить человеку чувство беспомощности по отношению к материальному миру, хотя используют для этого разные средства.
Читать дальше