Михаил Харитонов - Успех (сборник)

— Н-да… А что с нами будет потом? — спросил Коффе, чувствуя, что его голос предательски дрожит.

— Ничего страшного, если всё будет сделано как надо. Скорее всего, я тебя снова заморожу и положу на прежнее место. Если ваши тела когда-нибудь найдут, то, скорее всего, груз поступит в распоряжении Бюро. Так что ты рано или поздно долетишь до какой-нибудь грязной аммиачной планеты, где и проведёшь остаток жизни. Но тебя туда, собственно, и везли. Всё по-честному. Ну, а если ты будешь вести себя разумно и мне понравишься, я оставлю тебя при себе. Может быть. Не обещаю. Приступай. Извини, конечно, за наручники, но нам обоим так будет спокойнее.

Через четыре часа центральный компьютер был обезврежен, а его электронные недра — полностью открыты. Коффе попытался было разок сделать одну хитрую штуку, но поймал на себе отчаянный взгляд негра, и понял, что лучше даже не пробовать.

— Куда мы летим? — выдавил из себя Арон, когда Кралевский уселся за пульт.

— Никуда, — любезно ответил Оскар, блокируя систему управления двигателями Дейкстры. — Это конечная станция.

— Всё, — мрачно сказал негр, ощупывая сырую бледную руку покойника. С синих ногтей стекала вода.

Ещё полчаса назад это тело лежало на складе, и было готово к оживлению. Размороженное вне анабиозной камеры, оно превратилось в сырое мясо.

— Мне очень жаль, — вздохнул Кралевский, — но я не могу допустить, чтобы моя монополия была подорвана.

Он отклеил от ноги покойника пакет с документами.

— Оператор биологических систем замкнутого цикла. Сколько же понаделали говнокрутов, подумать страшно, — он кивнул головой в сторону складских помещений. — Это у нас который?

— Двадцать четвёртый, — с запинкой ответил негр.

— Я хочу задать вопрос, — подал голос Арон. — Ну… ты понимаешь, какой.

Кралевский ухмыльнулся.

— Только не говори, что тебя интересуют мои мотивы.

— Да… — смутился Арон, — честно говоря, я про это. Слушай, ну зачем тебе всё это понадобилось? Это что, какая-то месть? Тебя что, очень доставали ребята из экипажа? Ну ты же знал, как относятся к говнокрутам на борту? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь?

— О да, прекрасно понимаю. Я убил нескольких человек, некоторые из них умерли не самой лучшей смертью. Дальше я собираюсь продолжать в том же духе. И что? Это очень плохо? Да, это очень плохо. Это просто ужасно, не правда ли? А меня наняли в этот рейс в один конец. На обратный билет моей зарплаты не хватило бы. Меня собирались выкинуть на какой-нибудь дерьмовой планетке с парой кредитов в кармане. Где меня зарезали бы ещё в космопорту.

— Ну ты ведь на это пошёл? Это твой свободный выбор, — повторил Арон.

— Выбор? У таких, как я, никогда не бывает выбора, — Оскар подтащил к себе следующего покойника, — но дело не в этом. Я делаю то, что намеревался сделать с самого начала. Я не истеричная барышня.

— Ну, теперь-то я понимаю, что ты крутой, — осторожно сказал Коффе. — В таком случае, ты хочешь срубить бабки?

— Бабки? — Оскар мечтательно растянул толстые губы. — О нет. Меня не интересуют бабки. Меня интересует исключительно власть.

Властью Оскар начал интересоваться примерно с тех самых пор, когда впервые задался вопросом, почему вокруг него столько людей, так похожих на него внешне. Родители на этот вопрос удовлетворительного ответа не дали. По правде говоря, они вообще были не очень-то разговорчивы: отец предпочитал общение с бутылкой, а мать — с вагинальным стимулятором. Первым детским воспоминанием Оскара был захлёбывающийся храп пьяного отца и страстное мычание матери: неутомимый приборчик ублажал её утробу слабыми токами.

Впоследствии эти звуки он слушал каждую ночь — на протяжении всех четырнадцати лет жизни под родительским кровом.

Он довольно рано узнал, что появился на свет по решению суда, в качестве живого орудия наказания. За десять стандартных месяцев до рождения Оскара его будущий папаша, господин Винсент Кралевский, безработный биоинженер, попытался незаконным образом перепрограммировать свой личный биочип. На суде он признался, что хотел нелегально заморозиться лет на двести: он надеялся, что века через два в Галактике снова начнётся экономический бум. Суд, заваленный подобными делами, отнёсся к преступнику снисходительно, предложив выбирать между большим штрафом и обзаведением ребёнком. Винсент Кралевский сравнил предполагаемые потери, понял, что ребёнок обойдётся дешевле, и выбрал второе.