Жорди Сьерра-и-Фабра - 2012. Загадка майя

Давид притормозил на очередном перепутье, но не успел задать вопрос. Джоа, кинув взгляд на карту территории уичолов, его опередила.

— Сюда, — и ткнула налево.

— Я-то думал, ты наизусть знаешь дорогу.

— А это ты видел? — Она обвела рукой окрестности — пустынную местность, кое-где поросшую деревьями и кустарником. — Последний раз, когда мы приезжали сюда, я была еще девочкой, я ничего не помню. Хотя порой мне кажется, будто я родилась здесь и никуда не уезжала. Это все равно что быть частью чего-то, не сознавая этого. Мама столько рассказывала об обычаях, преданиях.

— Вспомни что-нибудь для меня.

— Мне больше всего нравилось слушать о Матери Кукурузе. — На губах девушки заиграла легкая улыбка. — Она была голубкой, но приняла человеческий облик, чтобы познакомить юношу со своими пятью дочерьми, олицетворявшими пять цветов священного маиса: белый, красный, черный, синий и желтый. Юноша был ужасно голоден, и Мать Кукуруза дала ему горшок с маисовыми лепешками и плошку с маисовым напитком атоле . Добрый молодец подумал, что этим ему голода не утолить, но сколько бы он ни съел и ни выпил — лепешки и атоле не убавлялись. Когда он наелся, Мать Кукуруза предложила ему на выбор одну из своих дочерей, и он склонил свою голову перед Маис Асуль — самой прекрасной и почитаемой…

— Ты говорила, что твоя бабушка — могущественная шаманка.

— Да. Она знает все о травах и галлюциногенных грибах, магических ритуалах и общении с духами…

— Ты веришь в это?

— Я видела вещи, которые тебя поразят, хоть я и была тогда ребенком.

— Твою мать не готовили к шаманству?

— Моя мама проявляла другие задатки. Бабушка всегда знала, что мама не такая, как они. Бабушка растила и воспитывала ее, но понимала, что она никогда не принадлежала к миру уичолов и не останется здесь. А когда появился мой отец и увез ее…

— Твоя бабушка никогда не уезжала отсюда?

— Нет.

— А если она уже умерла, а вы об этом не знали?

— Нет, такого не может быть. С нами бы связались. Она живет одна, у нее никого больше нет, но она — уважаемый член своего общества, и всем известно, что у нее есть родные в Испании.

— Ты мне не сказала, как ее зовут.

— Для испанояэычных она — Лусия. На языке науатль ее имя — Уаянкаве, что переводится как Печальная Женщина.

— У твоей матери было имя на науатле ?

— Каэуака — Дочь Молнии. Мне оно очень нравилось, но при мне ее всегда называли обычным именем — Мария.

— И у тебя тоже есть имя на науатле ?

— Да, — Джоа отвела взгляд.

— Не хочешь говорить?

— Нет.

— Ладно.

— Смотри! — Джоа указала вперед.

По дороге шли первые встреченные ими уичолы. Одежду мужчин составляли уэррукис — свободные штаны из домотканого хлопка, вышитые по низу символическим орнаментом, и катуни — просторные рубахи с разрезами по бокам, подпоясанные гуайаном — широким кушаком из плотной шерсти. Дополняли костюм кучури — торба из вышитой ткани через плечо, тубарра — шейный платок и рупуреро — широкополая шляпа из пальмового листа, украшенная цветами, веточками, перьями и бусами. Одеяние женщин было менее броским: кутуми — короткая вышитая блуза до талии, игуи — юбка с вышивкой по подолу и рикури — головной убор из двух полотнищ белой ткани, тоже с вышивкой.

Давид смотрел на них во все глаза, пока они не скрылись позади автомобиля.

Взяв машину напрокат в аэропорту Гвадалахары — столицы штата Халиско, Джоа и Давид отправились на север, перевалили через цепь Сьерра-де-Гуахолотес и оказались в штате Сакатекас. Трасса номер 23 проходила через городишки Гарсиа-де-ла-Кадена, Теуль-де-Гонсалес-Ортега, Тепечитлан, Тлалтенанго-де-Санчес-Роман и после Момакса вливалась вновь в штат Халиско — северную его оконечность в форме причудливого выроста. Здесь они взяли курс на запад и, оставив позади населенные пункты Тотатиче и Темастиан, повернули в Вилья-Герреро, спускаясь на юг в направлении Боланьоса — восточных ворот в земли уичолов. Финальный отрезок пути они проделали под ласковым солнцем клонившегося к вечеру дня. Глядя на них, нельзя было сказать, что они устали, а ведь им пришлось проехать двести пятьдесят километров и встать ни свет ни заря, чтобы попасть на первый рейс из Канкуна в Мехико. Для Джоа это было возвращением к истокам, для Давида — встречей с неведомым миром. Оба испытывали волнение, каждый — по-своему.

Они не перемолвились почти ни словом до Боланьоса, куда въехали по резко уходившему вниз спуску, — городок лежал в глубине каньона, на берегах одноименной реки. Ее они пересекли по мосту Двух Миров, названному так потому, что он соединял два мира, испанский и индейский. Джоа, которой выпала очередь вести машину на завершающем участке, доехала до самого сердца города — недостроенной церкви Сан-Антонио и выключила мотор.