Владимир Гусев - Укус технокрысы

- Вы что, не понимаете? - вскидывает брови Кирилл Карпович. - Не земля, а Земля, планета то есть должна принадлежать людям. Людям, а не "чебурашкам". Равно как и телевидение. Вот, послушайте. Секретарь, громче!

Чуть слышный голос диктора крепнет:

-...взять контроль над телевидением. Но все прогрессивно настроенные граждане нашего общества заявляют решительное "нет!" попыткам деклассированных элементов и религиозных догматиков повернуть ход истории вспять. Сегодня на нашей стороне - национальная гвардия! Завтра плечом к плечу с нами встанут Правительство и Президент!

Действительно, по ту сторону стены, перед наглухо закрытыми воротами - отряд гвардейцев в шлемах, со щитами и при дубинках. На случай, если ворота попытаются взять штурмом. Но на мощных каменных колоннах, обрамляющих въезд, установлены телеуправляемые водяные пушки. Обычно их оказывается достаточно, чтобы остудить горячие головы. Так и на этот раз. Водометы включаются, люди бегут... Какой-то монах с большим крестом на груди падает, сбитый мощной струей, пытается подняться, но его несет на водяной подушке все дальше, дальше, дальше... Ну и силища у этих пушек! Не хотел бы я быть на месте поверженного монаха. Его окровавленное лицо показывают крупным планом, и на секунду мне кажется, что это наш падре.

- Может быть, это даже наш Мефодий, - говорит управделами, останавливая кадр, и мы еще раз вглядываемся в искаженное гримасой боли-ненависти лицо. - Он очень своеобразно понимал обязанности священнослужителя. Возомнил себя кем-то вроде Пересвета. Но, надеюсь, это все-таки не он.

- Не он, не он, - эхом повторяю я. Не потому, что уверен в этом, а потому, что мне хочется так думать. Почему-то. - Но, по-вашему, противостоять злу силою - всегда грех?

- Почти всегда, - чуть подумав, отвечает Кирилл Карпович. - Человек, со своим скудным умом, бывает увлекаем диаволом почти при каждой попытке такого противостояния. За редчайшим исключением.

- Но тогда зло - непобедимо? - задаю я риторический вопрос. Только разные люди по-разному воспринимают его риторичность. Прямо противоположным образом воспринимают.

- Непобедимо добро. А зло рано или поздно уничтожает самое себя, говорит управделами с уверенностью, с какой бы он утверждал, что Земля круглая.

- Поздно, очень поздно или никогда, - делюсь я собственным опытом.

- По грехам нашим, - смиренно вздыхает Кирилл Карпович.

- Ну, хорошо. Раз продолжаем устанавливать терминалы, я пойду. А то людей мало, работы много... - прекращаю я неожиданно затянувшийся то ли богословский, то ли философский диспут. Действовать нужно, а не болтать. Действовать!

Глава 22

На ночь я парик снимаю. Эта чертова токопроводящая ткань совсем не пропускает воздуха. Голова потеет и чешется - и от пота, и от того, что начинающим прорастать волосам мешает парик. Кажется, мне придется брить голову не реже чем раз в три дня. Вот уж не было печали...

Спать хоть и в знакомом, а все-таки чужом доме как-то неуютно. Чужие запахи, чужие шумы из окон, от соседей и из коридора. Накрахмаленные до синего хруста простыни - и те чужие.

А может быть, Витюха, блудный сын, как раз сегодня и навестит свой дом? И наткнется на разгневанного отца. Уж я ему всыплю... Не посмотрю, что он сам - отец двоих детей.

Среди ночи я пару раз просыпаюсь, долго ворочаюсь в постели, отыскивая самую "усыпительную" позу. С возрастом она меняется. Когда-то я легко засыпал на левом боку, потом на правом, теперь вот - на животе, да не просто так, а чуть изогнув левую ногу и положив ее щиколотку поверх правой.

Под утро, в очередной раз проснувшись, я подхожу зачем-то к окну. Уже начало светать. И, похоже, дело идет к грозе: небо затянуто низкими облаками, ветер качает деревья, а воздух наэлектризован так, что над верхушками коллективных телеантенн вот-вот вспыхнут огни святого Эльма.

Тяжелый гул вдруг падает на город откуда-то сверху, не с облаков даже, а из-за пределов атмосферы. От этого гула начинают дрожать стекла и, кажется, сам небесный свод.

Я замираю от страшного предчувствия.

Причина этой вселенской катастрофы - я.

И если небесный свод сейчас не выдержит...

Небесный свод не выдерживает. Он лопается, как детский воздушный шарик, облака улетают за крыши ближайших домов, а вместо них над пустынной утренней улицей возникают не звезды и луна - нет, они исчезли навсегда, вместе с облаками - а огромный человеческий глаз.

Только глаз, больше ничего.

Глаз смотрит на меня, и он полон гнева.