Дмитрий Хабибуллин - Тот День

Девушка согнулась в позу эмбриона. Ей показалось, что в этом положении боль не так сильна. Чтобы подняться и идти не было и речи.

«Нужно переждать.… Переждать, а потом уже наверняка отправить себя в ад», — думала Ева.

Скрутившись на полу, девушка попробовала отвлечься от злой боли. Она вспоминала детство. Вспоминала те странные и такие далекие ей дни счастья. Когда она вместе с матерью приезжала на выходные к бабушке. Сюда, в Поддубье. Тогда все было другим. Не было боли. Мать была жива. А в небе светило солнце, на которое тогда, девушка еще обращала внимание.

Но два года назад, когда Ева оканчивала университет, все изменилось. Глупая смерть ее матери повлекла за собой необратимые изменения в жизни девушки. Она не могла сказать, что все это было лишь из-за горя. Нет, просто, когда тело ее матери нашли распластанным на земле среди осколков стекла оконной рамы вместе с которым она и выпала с шестого этажа, циничность судьбы и выбила Еву из колеи.

«Мама мыла раму», — вспомнила она в тот день логопедический стишок.

И по иронии судьбы детская скороговорка легла в сюжет некролога ее матери.

После похорон Ева начала тонуть в море алкоголя и наркотиков. Сначала была водка и обыкновенная травка, потом — химия и барбитураты. А через полгода, когда подходило время получить диплом психолога, ее выгнали из университета, и небо над Евой совсем почернело. Ее падение становилось все стремительней. Родных, кроме дряхлой бабушки в Поддубье, у девушки не осталось, и некому было подставить плечо. И когда прошлой зимой пошел снег, а в почерневшей от копоти стальной ложке, плавился похожий на него порошок, она загудела на принудительное лечение.

Три месяца в клинике были самым жутким для нее временем. С наркотиков она, конечно же, так и не соскочила (ведь нигде так хорошо не развита торговля запрещенными препаратами, как в стенах «лечебного» учреждения), зато заработала гепатит, ширяясь грязной иглой в больничном туалете. За те двенадцать недель Бодрова пережила многое. И насилие толстобрюхих врачей за дозу и прочие издевательства. Оказавшись на свободе, Ева была вынуждена распроститься с последним воспоминанием о своей матери: перешедшая к ней квартира была продана за долги. Это был последний, завершающий шаг в пропасть. И тогда Ева поняла: все мосты уже давно сгорели.

Так она оказалась в деревне. Бабушка, конечно же, приняла бедную внучку. Дел по хозяйству было много, а старушка едва держалась на этой земле. Посла Ева скотину, кормила кур, убиралась, и раз в неделю, вытаскивая несколько купюр из тайника с оставшимися от продажи квартиры деньгами, ездила в город за очередной порцией ядовитого порошка. Дряни, без которой она разучилась жить.

Несколько раз она пробовала завязать, но ни спокойствие деревенской жизни, ни свежий воздух и живописные просторы, ничто не помогало разомкнуть смертельные путы. Будучи знатоком человеческих душ, она отлично понимала в чем суть привыкания, но знание не всегда сила. Опиатные рецепторы были повреждены, и всякий раз, когда ломка начинала выкручивать ей суставы, а холодный пот заливал глаза, она не выдерживала и поднимала белый флаг. И по венам опять бежал сладкий яд.

И вот вчера она сдалась. Деньги подходили к концу, и тучи уже собирались на горизонте. Несколько раз девушка уже попадала под хлысты таких бурь, и она прекрасно понимала: впереди ее ожидают только болезненные страдания.

«Уж лучше сразу в ад, чем здесь еще мучиться», — подумала Бодрова, перед тем как повиснуть на пожелтевшей веревке.

Но судьба рассудила по-своему. Ад не принял Еву. Никто ее не хотел. И корчась на полу своей маленькой комнатушки, девушка плакала, а безысходность все больше прожигала ее сердце.

— Ку-ку, ку-ку, — вырвалась деревянная птица из старых часов на стене.

— Два часа, — перевела Ева.

Она была уже готова плюнуть на свой сговор со смертью и достать из тайника последний шприц с разведенным веществом.

— Не смей! — сквозь слезы заорала себе девушка. — Подожди немного, а когда сможешь встать — убей себя!

Напрягая каждую измученную мышцу тела, она попробовала приподняться. Получилось сесть на колени и тут же ее вырвало. Вытерев лицо от слизи и прилипших волос, Ева взглянула в окно. Солнце издевательски светило, и судя по сквозняку, на дворе играл осенний ветер. И вдруг ей померещилось нечто странное: на дороге, в пяти метрах от дома лежало несколько тел. Присмотревшись, Ева удивилась: