Дмитрий Хабибуллин - Тот День

Да, тогда я не на долго выпала из мира, и произошедшее могу передать только со слов моей коллеги. Когда я рухнула на пол, из полуосвещенной будки вахтерши выползла сама работница. Тучная женщина, которая так надменно со мной говорила, вывалилась из дверей своего поста. Как описывала Анжела, женщина была полуголая, с залитым кровью ртом, откуда осколками торчали зубы. Тело старухи не позволяло ей быстро подобраться к девушке. Тварь ползла на четвереньках. Ползла медленно, и, решив не медлить, Анжела нанесла упреждающий удар. С размаха пнув женщину в живот, воспитатель детского дома № 17 принялась добивать безумную вахтершу ногой по голове. Потом, когда я очнусь, Анжела будет говорить о скоротечной смерти женщины, и о том, что ей хватило одного удара в висок. Однако то, что увидела я, никак не вписывалась в рассказ девушки. Старушка была растерзана. Тело лежало в неестественной позе. Шея несчастной была сломана, а в голове зияла дырка размером с грецкий орех. Но для допроса время было не подходящее, и мы двинулись дальше.

Они сидели у журчащего родника. Влад говорил, а Георгий внимательно слушал.

То, о чем поведал человек из часовни показалось священнику совершенно невозможным. Конечно он понимал, что случилась катастрофа, как-то связанная с психическим состоянием людей. Ведь он видел, во что мужчины (большинство из которых было добропорядочными прихожанами), превратили Игуменью Анну. Рассказ Влада напомнил Соколову отрывки из самых разных священных текстов, повествующих о конце дней. И это еще больше укрепило святого отца в недавно обретенной вере. Вере в справедливость Порядка.

По словам мужчины, все началось в полдень и продолжалось до самой ночи. В один миг все будто сошли с ума, глаза людей почернели и лишь немногие сохранили способность мыслить. В момент начала пиршества безумия, Сычев находился в храме, ставил свечи за упокой.

— Минут пять я не мог понять, что изменилось. Кто-то кого-то толкнул, началась бранная ругань, а чуть позже священник, тот, который вас заменял, разбил масляную лампу о голову самой вопящей женщины. Она загорелась и, срывая пузырящуюся кожу, побежала вон из церкви. Все начали смеяться, и я понял: пора уносить ноги, — сказал Владислав и вздрогнул от каких-то воспоминаний.

Стараясь опускать кровавые подробности, Сычев аккуратно, дабы не воскрешать в памяти жуткие детали, продолжил свою историю.

— Первое время я прятался в хлеву недалеко от церкви, затем пришлось перебраться в дальний амбар. Со мной были еще двое людей, но вскоре… — запнулся Влад. — Вскоре мне пришлось от них избавиться.

Сычев взглянул на небо, и, словно не найдя у него прощения, обратился к отцу Георгию:

— Отчего я не тронулся умом, как все остальные? Ведь так было бы проще. Мне не пришлось бы убивать тех женщин и мужчин.

Соколов промолчал, давая понять, что не станет говорить, пока человек не закончит.

— Так вот, когда я остался один, солнце уже заходило. Забившись в самый темный угол, я сидел затаив дыхание. Время от времени они забегали в амбар. Я слышал их тяжелое дыхание, чувствовал их запах, — опять содрогнулся Влад от всплывших воспоминаний. — Но все же, часа через два после заката я был вынужден покинуть свое укрытие.

Соколов взглянул на рассказчика. И где-то на задворках души священника кольнуло странное чувство. Легкая горечь. Грусть о том, что ему не довелось стать свидетелем кошмара, который описывал мужчина. А ведь он всегда мечтал о подобном. Но природа рассудила по-своему, и кровавый пир достался другому.

— …я бежал и бежал. — отвлекшись, вернулся Соколов к рассказу Влада. — И когда оказался здесь, возле часовни случилось самое странное событие вчерашнего дня.

Переведя дыхание, Сычев продолжил:

— Где-то около десяти вечера я видел вспышки на горизонте. На западе и востоке. Это последнее мое воспоминание. Видимо, дальше я отключился, — растерянно сказал человек. — И боюсь, что такая мощная световая волна может быть только от одного. Когда-то я видел записи испытаний на Новой земле, было очень похоже… — Перейдя на шепот, словно боясь сказать лишнего, закончил свою историю Владислав.

— Ядерные взрывы? Как-то не похоже…

Батюшка взглянул на ясное небо.

— Разве не должны начаться ядовитые дожди, ну или небо почернеть? — спросил Соколов. — Я конечно во всем этом совершенно не разбираюсь, но не видно, чтобы природа отреагировала на самое разрушительное изобретение человеческих умов.