— Крыса — крыша — Грыша — груша, — скороговоркой отбарабанила Медсестра Лёля и подумала, а вдруг ничего не выйдет. Она нарушила чистоту опыта, ведь для успешной трансформации сущностей при помощи перемены имени выбирались лишь имена существительные и исключались имена собственные. Она же в спешке ввела в цепочку какого-то непонятного Гришу, произнесенного плюс к тому с подозрительным кавказским акцентом, то есть круто отступила от правил. Лёля щелкала костяшками пальцев — волновалась — и ждала результата.
Сначала ничего не происходило. Затем крыса вдруг тихо пискнула, и в воздухе возникло дрожание, как в повредившемся в уме телевизоре. Мелькнула мокрая от дождя крыша перекошенной деревенской баньки, крытой толем, с налипшими иголками хвои и гниющими бусинами рябины. Потом возник почему-то украинский философ Григорий Саввич Сковорода, возник, весело подмигнул девушкам и тут же преобразился в грушу. По времени вся эта метаморфоза заняла мгновенье, не более: оскаленные мелкие зубки, готовые схватить и ужалить, превратились во фруктовую плоть, обтянутую лоснящейся кожурой.
— Сорт «Рубиновая звезда», — сказала Медсестра Лёля. — Я такие видела в Красноярске на всероссийской сельскохозяйственной выставке, еще при советской власти. Нам один агроном рассказывал, что она продлевает жизнь, если ее регулярно кушать. В ней есть такие специальные витамины, которые задерживают процессы старения.
— Темно, Лёля, давай отсюда пойдем. Вдруг здесь еще какие-нибудь гадины водятся. — Машенька обвела взглядом пыльный мешок подвала.
— Сейчас уйдем, только сначала надо получить силу. Я не помню, нужно от нее откусить или просто приложиться ладонью.
— Пойдем ко мне, она же немытая, у меня помоем. После крысы в рот немытую неприятно брать.
— Не те крысы, которых мы едим, а те крысы, которые нас едят. Ну, ладно, ладно, здесь есть не будем, возьмем с собой. Тебе я тоже советую запастись силой.
— Мне-то она зачем? Я и так сильная. По десять кило продуктов в двух руках через день таскаю. Нет, Лёля, эту силу оставь себе, чтобы лучше вылечить Ивана Васильевича.
— Этой силы, Машенька, и на меня, и на тебя, и на Ванечку твоего хватит, и еще останется на пятерых таких, как мы с тобой вместе взятые. Это не просто сила, это сила немеряная.
— Хорошо, пусть будет немеряная, только лучше мы отсюда уйдем, нехорошо мне как-то здесь, неуютно. Давление, наверное, скачет или магнитная буря в атмосфере. Скорей забираем грушу и на третий этаж, ко мне.
Лёля с Машей одновременно протянули руки к волшебной груше и почувствовали, как их ладони сами липнут к прохладной кожице. Сила потекла по рукам, по жилочкам, по венам, по капиллярам. Груша таяла, убавляла в весе, девушки набирались силы. Они взяли «Рубиновую звезду» с пола, и две их сложенные в одну ладони превратились в летучий корабль, собравшийся в далекое плавание. И только он по ровной волне нацелился на ворота гавани, как из-за ветхого железного мойдодыра, глядящего на них кровожадным взглядом, выскочила сухонькая старушка ростом в полтора стула.
Калерия бросилась прямо к груше, попыталась ее схватить, но набранная сила разбега не дала ей остановиться вовремя. Рука ударила девушкам по ладоням, и, как мячик, «Рубиновая звезда» улетела в стенной пролом.
Первая опомнилась Лёля. Оттолкнув неизвестную старушонку деликатным ударом в лоб, она схватила за рукав Машеньку, пропихнула ее в дыру и выбралась за Машенькой следом. Груши за стеной не было. Только в воздухе, как след фейерверка, умирали пузыри света. Они гасли, исчезая за дверью, выводящую на лестничную площадку.
— За мной! — скомандовала Медсестра Лёля, и Машенька, как адъютант за полковником, выскочила за ней сначала на лестницу, затем на улицу, на солнечный свет.
— Эй, эй, что ты делаешь! — успела крикнуть Медсестра Лёля, но было поздно. На противоположной стороне улицы несколько горластых подростков клюшками и обломками лыж гоняли по тротуару мяч. Лёля с Машей застыли на полдороге, наблюдая округлившимися глазами, как отбитая ловкой клюшкой чудо-груша «Рубиновая звезда» улетает за гребни крыш куда-то в направлении зоопарка.
Глава 10. День работников стеклотарной промышленности
Блики солнца бегали по бутылочному стеклу, наполняя пыльное помещение «Трех покойников» праздничным, нерабочим духом. Впрочем, дух был и без того праздничный — в «Трех покойниках» отмечали столетие приемки стеклотары в России.
Читать дальше