Array Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

«Что-то малайское, — решила про себя Лёля. — Они что же, малайцы? — Она внимательно всмотрелась в их лица, украдкой оглядела фигуры. Восточного в них было не много, разве только тапочки на ногах. — Китайский ресторан, Вазелин, теперь эти недоделанные малайцы в китайских тапочках. — И она повторила фразу своей хозяйки, Веры Игнатьевны, у которой квартировала в Питере: — Что-то у меня голова ходуном ходит от всей этой трихомудии».

Где-то щелкнул входной замок и хлопнула далекая дверь. В такт хлопку задрожали чашки и зазвякали в чашках ложечки. Сердце Лёли заколотилось колоколом, зрачки сузились, мысли побежали по кругу. Дверь в дежурку была у нее за спиной, место она выбрала неудачно, но теперь уж чего жалеть. Главное, чтобы не выстрелили с порога в спину.

— Это Антип, — вскинулся над столом Малына. — Он хороший, ты Антипа не бойся. Это он еду нам принес.

— Хорошо, — сказала Медсестра Лёля. — Еда — это хорошо.

Она почувствовала затвердевшей спиной, как медленно повернулась ручка, как чей-то цепкий, тяжелый взгляд карабкается по ее позвонкам, царапает сквозь одежду кожу, ощупывает впадину на затылке, касается основания черепа.

Малына уже был у порога.

— О, господин Олег, — повторял он удивленно-восторженно. — О, господин Олег… — И, наверное, показывая на Лёлю, потому что она лишь слышала его сбивающийся мажорный басок: — Она сильная, она курицу съела. Она дракона прогнала, она сильная.

— Сильная, прогнала… хорошо, — ласково отвечал Оживлягин. — Вы втроем оставайтесь здесь, ну, а вас, дорогая Лёля Алдынхереловна, я попрошу пройтись немного со мной. Надеюсь, вы не будете возражать?

Лёля встала, улыбнулась Колыне, махнула ручкой засмущавшемуся Волыне, у Малыны расправила складку на рабочем комбинезоне и, сопровождаемая молчаливым хозяином, покинула дежурку и серпентарий.

Оживлягин, держа Лёлю под руку, вел ее все теми же коридорами, какими они следовали с Антипом. Хватка у Олега Олеговича была железная, и ничего хорошего это не предвещало. Не доходя до кабинета директора, они свернули под какую-то арку, Оживлягин отворил дверь, и они с Лёлей оказались в каморке, сильно смахивающей на помещение для прививок. Металлические ванночки со шприцами, спиртовые горелки, колбы, белый шкафик, резиновые перчатки на тумбочке.

— Здесь у вас, наверное, пыточный кабинет? — невесело пошутила Лёля.

— Почему пыточный? — не понял шутки директор. — Обыкновенный, медицинский. А что?

— Ничего, я просто спросила. А почему мы не остались с вашими… — Она задумалась, подбирая слово.

— Вы имеете в виду моих ангелов? — помог ей директор. — Не хочу их травмировать. Они дети малые. Наивные, живут, как на облаке.

«Ничего себе, детки», — подумала про себя Лёля, сразу вспомнив и мясницкие тесаки и все события последнего часа.

— А вы, значит, специалист по домашним д у хам, — задумчиво произнес Оживлягин. — Что ж, спасибо. От этой нечисти мы столько всего натерпелись.

— Ваш случай простой. Вполне справились бы и своими силами. Надо было взять ржавый гвоздь и этим гвоздем сделать на пороге двенадцать дырок. А после прыгать с зажмуренными глазами на левой ноге до печки или отопительной батареи и семь раз постучать по ней головой. Но лучший способ, конечно, это колода карт. Домовые, они до карт очень уж большие охотники. А играет домовой исключительно сам с собой, причем до тех пор в них играет, пока себя же себе самому не проиграет. Ну а как себя проиграет, так ничего от домового не остается, кроме мелкой горстки сухих какашек, ну, такие, вроде мышиных — наверное, видели.

— Интересно. И где вы это все изучали? Хотя неважно. — Оживлягин помедлил, затем добавил с печальным вздохом: — Уже неважно.

Лёля видела, как в его бегающих глазах черный рыцарь бьется с рыцарем белым. «Убивать — не убивать», «убивать — не убивать» — как листки отрывного календаря, сменялись на лице Оживлягина черные и белые мысли. Совестливость боролась с ее отсутствием, доброта со своим антиподом — жадностью. Лёля сделала для него доброе дело — избавила от нечистой силы. За это надо бы ее пожалеть. Но пожалеешь ее, отпустишь, а она тебя пойдет и заложит. И весь бизнес накроется медным тазом.

Лёле стало Оживлягина жалко. Еще бы, мучается человек, страдает. Значит, есть еще в человеке совесть, не во всем человек потерян для общества.

Лёля в общем-то понимала, почему в этой трагической пьесе ей назначили роль донора-смертника — сама же ляпнула Вазелину по простоте душевной, что приезжая, из Сибири, вот они и подумали, раз приезжая, значит, скоро ее не хватятся, Сибирь далеко. И куда уходит прочая часть отходов, остающихся после принудительного изъятия желчного пузыря, догадаться было тоже не трудно — Лёля вспомнила макароны по-флотски, которые ей предложил в ресторане его хозяин. Но чего она не могла понять, так это того, на что этим душегубам и живодерам нужна человеческая желчь. Оставалось спросить впрямую, что она и сделала, не задумываясь.