Array Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

Кабинет, куда он показывал, мало чем отличался от остальных. Разве что названием на табличке.

— «Фаллопротезирование», — со скрипом прочитал Алик. Почесал в голове и удивленно спросил: — Это еще что за фигня?

Вепсаревич пожал плечами и ухватился за ручку двери. Дверь легко подалась вперед, почему-то кабинет не был заперт. Первым Алик, а за ним Ванечка решительно шагнули за дверь. Шагнули и замерли, обалдевшие.

За большим операционным столом, голову положив на руки и уставившись в ополовиненную бутыль, сидел и плакал беззвучным плачем Семен Семенович, их завотделением. Его натруженные от алкоголя глаза, вобрав в себя два посторонних предмета, невесть откуда оказавшихся в фокусе, сделались на мгновенье трезвыми.

— Ебыть твою! — просипел он, и мгновенье трезвости миновало так же мгновенно. Голова его упала на стол, и в разлившейся по помещению тишине было слышно, как по стенке стакана вниз сползает одинокая капля.

Негр Алик, как увидел бутыль, так не мог уже от нее оторваться. Он смотрел зачарованными глазами на стеклянное чудо света и пил из нее мысленно, пил и пил, захлебывался и прикладывался опять. Ноги его, забыв осторожность, шаг за шагом подбирались к столу. Руки его, мелко дрожа, вытягивались, выворачивались из суставов, жалели, что не родились крыльями.

Он уже навис над бутылью, как царевич над хрустальной гробницей, когда мертвая голова заведующего вдруг сказала печальным голосом:

— Вот я здесь сижу сейчас, керосиню, а главврач мою жену трахает. — Затем грозно, после секундной паузы, обращаясь неизвестно к кому: — Злые стали люди, недобрые. Конец века, верно говорят — конец века. Одни хапают, потому что блядуны и хапуги. Другие лижут жопы тем, которые хапают, и хапают после них. Третьи пьяницы, эти честные. Эти пьют, и на все им насрать. — Он поднял голову, мутным глазом взглянул на Алика и задумчиво у него спросил: — А что, Чувырлов, может, действительно, так и надо? Пьешь, пьешь — так вот и не заметишь, как конец света придет. Проснешься однажды — а ты уже в ковчеге, на палубе. Здесь чистые, там нечистые, а ты посередине среди каких-нибудь эфиопов.

Негр Алик подавился слюной — так сильно ему хотелось выпить — и поэтому ответить не смог. Семен Семенович повертел зрачками и, приметив на пороге Ванечку Вепсаревича, поманил его непослушным пальцем.

— Я — профессор! — сказал он Ванечке, когда тот подошел к столу. — Профессор, а не говно собачье. Ты вот думаешь, я пьяный, а я не пьяный. Грустно мне, Вепсаревич, грустно. Застрелиться хочется, так у меня внутри погано. Выпьешь? — И, не дожидаясь ответа, Семен Семеныч плеснул в стакан и пододвинул стакан Ванечке. Негр Алик проводил стакан взглядом, и лицо его перекосилось от зависти. Ванечка, как кукла-марионетка, опрокинул стакан в себя, не почувствовав ни вкуса, ни крепости. — Хер ему! — продолжал заведующий. — Хер, а не Нобелевская премия! Мы тебе крылья-то обломаем! — погрозил он неизвестному адресату. — Метил в академики, в лауреаты, а мы тебя, как Господь Икарушку, с неба да и мордой в навоз. Думаешь, — бычьим взглядом Семен Семеныч буравил Ванечкину грудную клетку, — он лечит тебя, хочет тебе помочь? Х е ра! — Он сделал из пальцев фигу. — Наш главный, он на таких, как ты, имя себе делает, капитал. Чем дольше у тебя твои болячки будут держаться, тем выгоднее ему, пойми, — вы-го-дне-е! А я вот сейчас возьму и выпишу клиента из клиники! — Взгляд его из тупого, бычьего сделался вдруг озорным и веселым. — Как ты, Вепсаревич, смотришь насчет того, чтобы выписаться?

— Я готов, — сказал Ванечка. Он, действительно, был готов. Раз Машенька отсюда уходит, то какой ему смысл лежать в этом пасмурном, постылом приюте. Лечить его здесь не лечат, а только морочат голову. Слушать же утешительные слова и день и ночь чесать языком с соседом — без этого он как-нибудь проживет. Словом, больше его здесь ничто не держало. Поэтому Ванечка повторил: — Я готов.

— Всё, уматывай, я тебя отпускаю, — протянул ему Семен Семеныч ладонь. — У тебя глаза правильные. Погоди, куда, а бумаги? — остановил он на ходу Ванечку, когда тот, покачиваясь от выпитого, повернулся и зашагал к двери. — Кто ж тебя выпустит отсюда такого — без бумаг-то? Да и одежду надо сменить на цивильную. Не в халате же ты через проходную пойдешь, смешно!

— А меня? — спросил Алик, справившись наконец-то со слюнотечением. — Я тоже хочу на выписку.

— Тебя? — ядовито сказал заведующий. — Нет уж, дорогой мой, не выйдет. За тебя заплачено за две недели вперед, поэтому лежи и не рыпайся. А не то пропишу тебе пропердол в вену, и будешь ты у меня бздеть горохом до самого морковкина заговенья.