— Мамуля… хлеба корочки не найдется?
— Хлеба? — удивилась Вера Филипповна и внимательно оглядела соседа. На бомжа он вроде был не похож, на голодающего с Поволжья тоже. Костюмчик, правда, был на нем не ахти, потертый, можно сказать, костюмчик. И нос был подозрительно фиолетовый, но нынче в городе таких чернильных носов, считай, у каждого четвертого жителя.
— Хлеба, плавленого сырка, ватрушки, яблока, хоть чего. — В глазах соседа жила надежда и глубокая человеческая тоска.
«Язвенник, — подумала Вера Филипповна. — Обострение, а ничего под рукой нет. Надо выручать человека».
Она раскрыла пакет, покоящийся на ее коленях, и первое, что ухватил взгляд, было яблоко, соседкин гостинец.
«Ничего, Ваня переживет, а Калерии я говорить не стану. Передала и передала, спасибо ей за сочувствие».
Вера Филипповна протянула соседу яблоко. Тот, не поблагодарив ни словом, принял ее подарок и спросил, сглатывая слюну:
— Мать, а стакан есть?
— Нет, — ответила она простодушно.
— Хреново, мать, без стакана-то. Водка ж все-таки, не портвейн. А и пёс с ним, со стаканом!
Он достал откуда-то из-за пазухи маленькую палёной водки, пальцем сковырнул пробку и в какие-нибудь десять секунд высосал содержимое пузыря. Затем шумно перевел дух, потёр яблоко о потертый локоть и засунул целиком в рот. Вместе с Карлом и черенком. Операция «Троянский конь» провалилась, едва начавшись.
Негр был голый.
Негр был в красных штанах.
Негр был черный, лиловый, коричневый и блестящий.
Негр курил трубку.
Но звали его не Тибул. И трубки он, естественно, никакой не курил, в палате хоть трубку, хоть беломор — закуришь, так тебя сразу же из больницы пинком под зад и на улицу. Штаны, правда, были красные — красные тренировочные штаны с белым лампасом до самых штрипок. Так что голым негр был разве что выше пояса, между п о лами распахнутого халата и на малом участке тела от тапок и до концов штанин.
Сначала втащили койку. Долго не попадали в дверной проём, примерялись и так, и этак, затем, обливаясь похмельным потом, два хмурых санитара в халатах наконец догадались повернуть ее боком, после чего внесли. Следом за койкой и санитарами вошел негр.
— Муч а чос по несчастью? — обратился он к Ивану Васильевичу на чистом русском, когда они остались одни. — Интересное у вас заведение. На окнах решетки, на вахте сплошные мордовороты. Не больница, а одесский кичман.
— Да нет, ничего, не жалуемся. Кормят прилично, телевизор, библиотека…
— Библиотека? А насчет этого у вас как? — Негр звонко щелкнул блестящим ногтем себя по горлу. — Заначечная какая-нибудь имеется?
Иван вспомнил вчерашний спирт и утренний туман в голове.
— Ну, не знаю. Разве только с врачами договориться… — Он безнадежно развел руками. — А вы к нам сюда надолго?
— Надолго, ненадолго — посмотрим. Как вылечюсь от своей заразы, так и смоюсь отсюда к едрене-фене. Заначечной, значит, нету. Это плохо. Русского человека лечит только одно лекарство. — Негр поскреб щетину на подбородке. — А медсестры?
— Что медсестры? — не понял вопроса Иван Васильевич.
— Слушай! — Негр рассмеялся весело, обнажая кривоватые зубы. — Ну хорошо, ты не пьешь, это еще понятно. Печень там, селезёнка. Но когда мужику пошла такая холява… Один в палате, жена далеко, на работу ходить не надо — сплошная свобода действий.
— А-а-а, так вы в этом плане? — смутился Иван Васильевич.
— В этом, в каком же еще! Телевизор я и дома смотреть могу.
— Тэк-с, уже познакомились. — Из-за двери появились главврач и Семенов Семен Семенович, завотделением. — Чувырлов… э-э-э…
— Альберт Евгеньевич, — подсказал главврачу Семенов.
— Можно Алик, — осклабился негр, протягивая главному руку.
Тот, не замечая руки, медленно прошел в глубь палаты, остановился у зарешеченного окна, глядящего на больничный двор, повернулся и внимательно посмотрел на новенького.
— Сегодня, Альберт Евгеньевич, отдыхайте, на сегодня у нас с вами никаких процедур. Иван Васильевич вам объяснит что к чему — где душ, где столовая, где кабинеты. Он у нас почти старожил, три недели уже как мучается… Мучаетесь, Иван Васильевич, мучаетесь, — ответил он на смущенный Ванечкин взгляд, — кому ж не хочется из больничных стен. Я бы тоже мучался, был бы на вашем месте. Сейчас придет сестра-хозяйка с бельем, — он уже снова обращался к Ванечкиному соседу, — койку вам застелит, воду сменит в графине. Так что приобщайтесь к больничной жизни, втягивайтесь. Будут вопросы, спрашивайте у дежурной сестры или у Семена Семеновича.
Читать дальше