Олег Авраменко - Маргарита Наваррская

- А что думает по этому поводу ваш отец? Или он еще ничего не знает?

- Да нет, знает. Перед уходом я разговаривал с ним, правда, недолго.

- И что вы решили?

- Тогда ничего. Я был слишком возбужден, чтобы принимать столь важное для всей нашей семьи решение.

- А теперь?

- Теперь я немного успокоился, собрался с мыслями и решил.

- Отказать госпоже Маргарите и просить у дона Августа Юлия руки его дочери?

- Да ну! Как ты догадался, черт возьми? - с притворным изумлением произнес Филипп, растягиваясь на диване. - Ну, если ты у нас такой сообразительный, будет тебе порученьице. Разыщешь моего отца - он, должно быть, еще пирует, вернее, выторговывает лишнее сольдо за каждого наемника, - так вот, передашь ему, что я...

Что следовало передать герцогу, Филипп сказать не успел. В этот момент дверь настежь распахнулась и в комнату, спотыкаясь, вбежал д'Обиак. Не устояв на ногах, он грохнулся ничком на пол.

Следом за ним, размеренно цокая каблуками по паркету, вошла Маргарита.

Завидев ее, Габриель мигом вскочил на ноги, а Филипп лишь перекинулся на бок и подпер голову левой рукой, приняв позу древнего римлянина, возлежащего в триклинии за обеденным столом.

- Добрый вечер, принцесса, - сказал он, весело поглядывая на пажа, который сидел на полу и потирал ушибленные колени. - Присаживайтесь, пожалуйста. Вы уж простите великодушно, что я не приветствую вас стоя, но для этого имеется уважительная причина: я очень устал.

Бросив на него испепеляющий взгляд, Маргарита села в кресло напротив дивана и гневно произнесла:

- Слыханное ли дело, сударь, чтобы наследной принцессе в ее дворце преграждал путь какой-то там паж!

- Я в отчаянии, ваше высочество! - с виноватым видом отозвался д'Обиак, поднимаясь на ноги. - Но, осмелюсь заметить, что вы превратно истолковали мои намерения. Я лишь хотел по форме доложить монсеньору...

- Молчи, негодный мальчишка! - визгливо выкрикнула Маргарита. - Поди вон!

- И в самом деле, Марио, - поддержал принцессу Филипп. - Уберись-ка отсюда подобру-поздорову. - (При этом он украдкой подмигнул парню: мол, ты же видишь, в каком она состоянии). - И ты, Габриель, тоже ступай. Надеюсь, ты понял, что надо передать моему отцу?

- Да, понял.

- Тогда доброй ночи.

Габриель молча поклонился Маргарите и вышел. Вслед за ним, затравленно озираясь на принцессу, из комнаты выскользнул д'Обиак.

Когда дверь затворилась, Филипп, не меняя позы, холодно взглянул на Маргариту и с наигранным безразличием в голосе осведомился:

- Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?

15. СВАТОВСТВО ПО-ГАСКОНСКИ

Что ответила Маргарита на эту издевательскую реплику, мы узнаем несколько позже; а сейчас последуем за Габриелем де Шеверни, который отправился выполнять поручение Филиппа.

Герцога он разыскал без труда. Как и предполагал Филипп, его отец еще не покинул пиршественный зал - правда, беседовал он не с литовским князем Гедимином, но с императором Римским, который излагал ему свою теорию о том, что подлинным автором написанной в начале прошлого века "Божественной комедии" был вовсе не наследный принц Италии Марк-Антоний Юлий, а некий Данте Алигьери, придворный поэт императора Августа Х. Ловкий и изворотливый политик, в частной жизни Август ХII был воплощением кристальной честности и порядочности. Не понаслышке зная, как тяжелы бывают муки творчества и какие крепкие узы связывают настоящего художника с каждым его творением, он всей душой ненавидел плагиат и не прощал этот грех никому, даже собственным предкам. Во многом благодаря ему имя великого Данте не кануло в безвестность, подобно именам других мастеров, чью славу незаслуженно присвоили сильные мира сего.

Габриель уже несколько минут расхаживал по залу, то и дело бросая на герцога и императора нетерпеливые взгляды, но не решался подойти ближе и вмешаться в их разговор. Август ХII первый заметил его и, прервав свой неторопливый рассказ, обратил внимание собеседника на это обстоятельство:

- Мне кажется, достопочтенный, что дворянин твоего сына страстно желает поведать тебе нечто крайне важное и безотлагательное.

Он обращался к герцогу в единственном числе, так как разговор велся на той своеобразной итализированной латыни, что в те времена еще довольно широко употреблялась в среде римской аристократии и в международном общении.

Проследив за взглядом императора, герцог утвердительно кивнул, сразу же извинился, что вынужден ненадолго отлучиться, и поднялся с кресла. Облегченно вздохнув, Габриель спешно направился к нему.