Тим Хэй: Оставленные

Год и два месяца тому назад для подготовки заглавной статьи в январский номер журнала Бак отправился в Израиль, чтобы взять интервью у Хаима Розенцвейга. Там он пережил самое странное событие в своей жизни.

Выбор старика Розенцвейга в качестве Человека года был единственным случаем единодушия в истории "Глобал уикли". Обычно редакция избегала обсуждать кандидатуры, которые могли быть выдвинуты на номинацию Человека года такими журналами, как, например, "Тайм". Но кандидатура Розенцвейга прошла без каких-либо возражений. Камерон Уильямс пришел на собрание редакции, готовый выступать за Розенцвейга и против тех, кого обычно поддерживали другие члены редакции.

Он был приятно удивлен, когда Стив Планк, редактор "Глобал", начал:

- Может ли кто-то предложить еще какого-нибудь зануду, кроме Нобелевского лауреата по химии?

Старшие члены редакции посмотрели друг на друга, пожали плечами и сделали вид, что готовы разойтись.

Стулья на место, собрание закончено, - сказал Бак. - Стив, я не напрашиваюсь, но ты знаешь, что я знаком с этим парнем, и он доверяет мне...

- Не торопись, ковбой, - сказал один из соперников и обратился к Планку: Вы позволите Баку назначить самого себя?

- Могу, - ответил Стив. - А что, если и так?

- Я думаю, что здесь будет много специальных вопросов. Это же рассказ о науке... - пробормотал противник Бака. - Я бы отправил туда научного обозревателя.

- И отправили бы читателя спать, - сказал Планк, - вы знаете, что авторы такого жанра не годятся для статей, аннонсируемых на обложке. К тому же, собственно научных проблем в этом материале будет не больше, чем в первой статье, которую Бак написал о нем. Нужно рассказать обо всем так, чтобы читатель узнал человека и понял, какое значение имеет его открытие.

- Это не убедительно. Оно окажет влияние на ход истории.

- Я приму решение сегодня, - сказал редактор. - Спасибо за твою готовность, Бак. Но я буду рад выслушать и других претендентов.

Гул одобрительных откликов заполнил комнату, но Бак услышал сквозь него угрюмые предсказания, что все равно назначен-то будет любимчик. Что и произошло.

Благорасположение босса и соперничество коллег заставляли Бака в каждом новом задании стремиться превзойти самого себя. В Израиле он остановился в военном городке и встретился с Розенцвейгом в том же самом клубе на окраине Хайфы, где брал у него интервью год назад.

Безусловно, Розенцвейг был замечательным человеком, но на самом деле писать надо было не столько о нем самом, сколько о его открытии - или изобретении - никто не знал, как это определить. Этот скромный человек представлялся как ученый-ботаник, на самом же деле он был инженером-химиком, создавшим синтетическое удобрение, благодаря которому песчаные пустыни Израиля расцвели, словно оранжереи.

- Ирригация не являлась проблемой уже в течение десятилетий, - произнес старый мудрец, - но все, что можно было сделать таким путем, - это просто увлажнить песок. Вещество, получаемое по моей формуле, при добавлении к воде становится удобрением для песка.

Бак не был ученым, но он достаточно владел темой, чтобы кивнуть головой. Благодаря формуле Розенцвейга Израиль на глазах превращался в богатейшую страну мира, опережая по доходам своих владеющих нефтью соседей. На каждом сантиметре почвы стали произрастать цветы и злаки, приносящие плоды, которые раньше были немыслимы в условиях Израиля. Священная Земля стала экспортером капиталов и предметом зависти всего мира. Практически исчезла безработица. Наступило всеобщее благоденствие.

Благосостояние, выросшее благодаря чудо- формуле, изменило ход истории Израиля. Приобретя капиталы и ресурсы, он заключил мир со своими соседями. Свободная торговля и неограниченный въезд открыли доступ в эту страну для всех, кому она нравилась. Однако доступа к формуле не имел никто.

Бак не пытался просить старика открыть формулу или сложную систему безопасности, которая защищала ее от возможного врага. Уже то обстоятельство, что Бака поселили в военном городке, свидетельствовало о мерах по обеспечению безопасности. Сохранение этого секрета обеспечивало мощь и независимость государства Израиль. Еще никогда эта страна не пребывала в таком покое. Окруженный стенами, город Иерусалим стал теперь символом мира, приветствуя всех, кто вступил на путь мира. Старики верили, что это Бог вознаградил их и воздал им за столетия гонений.

Хаим Розенцвейг был известен всей планете и почитаем в родной стране. Мировые лидеры добивались встреч с ним. Его охраняла столь же изощренная система безопасности, как и та, что обеспечивала безопасность глав государств. Упиваясь снизошедшей на Израиль славой, его лидеры не лишились осторожности. Если бы Розенцвейга похитили, то под пытками могли бы заставить раскрыть секрет, и это сделало бы возможной подобную аграрную революцию в любой стране мира.