Аркадий Вайнер - Искатель. 1974. Выпуск №2

И в этой дреме, пролегшей узким мостком между сном и явью, как часть дороги по стене, из мечты в реальность, я протянул руку и снял трубку, в которой булькал, захлебываясь словами и чувствами, голос Сашки Савельева. Вначале он меня ругал, кажется, за лень и тунеядство, потом сказал четко и раздельно:

— А потерпевший не объявился… — и в голосе его я услышал растерянность и удивление.

Когда я вошел в кабинет, Сашка оживленно беседовал с Батоном, который заканчивал историю о том, как родители одного его знакомого из глупого тщеславия назвали сына заграничным именем Дебора и какие, мол, мытарства претерпел из-за этого его друг с заграничным женским именем.

— А вы говорите — импортный чемодан! — резюмировал он нравоучительно.

Молодец Батон. И не думает сдаваться. Ну что ж, помимо сдачи и чистой победы, есть выигрыш по очкам. Я повесил плащ в шкаф, пригладил волосы и сел к столу. Батон выглядел веселее и оживленнее, чем вчера, но я ощутил в этой приподнятости звенящее напряжение ожидания. Ведь долгие годы Батон изучал юриспруденцию с другой стороны моего стола и хорошо знал, что если мы сейчас не введем в кабинет хозяина чемодана, значит, потерпевший не объявился, значит, доказать его юридическую вину почти невозможно, и тогда он еще с нами потягается. Что ж, приступим.

— Дедушкин, у тебя есть войлочные домашние тапки?

Это было одно мгновение, практически неуловимое, как солнечный блик на окуляре бинокля в неприятельском окне. Но я его заметил, а может быть, скорее почувствовал, — Батон спружинил и сразу же радостно расслабился, уверенный, что мы вышли на чужой след.

— Тапочки? — переспросил он задумчиво.

— Ага, тапочки, — подтвердил я невозмутимо.

— Войлочные?

— Ну да, войлочные.

— Нет. Искренне сожалею, но у меня нет войлочных тапок.

— Вот и прекрасно, — сказал я довольно. — Я был уверен, что у тебя нет таких тапок. Я вот полночи думал о тебе, о себе и об этих тапках.

— Да-а? — неуверенно протянул Батон. Он не знал, куда я веду, и на всякий случай решил воздержаться от рассуждений. — И что?

— А ничего. Вот у меня их тоже нет. Ты не усматриваешь в этом связи?

Батон пожал плечами:

— Не понимаю…

— Я это к тому говорю, что есть такой диалектический закон — единства и борьбы противоположностей. А мы с тобой противополюсы.

— В процессуальном смысле? — живо осведомился Батон.

— Да. И в человеческом тоже.

— Что-что?! А-а… ну да… — усмехнулся Батон. — Но это же не основание брать меня под стражу?

— Ну, это ты брось! Твою свободу мы… ммм… ограничили… по другой причине. Но мы с тобой… как бы это сказать… особая форма общественных отношений — «полицейские и воры»…

Батон весело рассмеялся:

— Все понял. Скованы, мол, одной цепью?

— Не совсем так. Но из-за формулировок я с тобой спорить не стану. Я хочу сказать, что, пока я сыщик, у тебя войлочных тапок не будет.

— Но ведь у вас их тоже нет? — напомнил Батон.

— Нет, — кивнул я, — хотя они мне нужны. Ты-то мне и мешаешь иметь тапки.

— Да почему я? — искренне возмутился Батон. — На мне, что ли, свет клином сошелся? Тоже нашли короля преступного мира! Кроме меня — не воруют?

— Воруют. Но ведь это ты мне сказал — «сопляк»…

— Значит, мстите? — прищурился Батон, — Фэ. Некрасиво, совсем некрасиво…

Я покачал головой:

— Эх, Батон, совсем ты, значит, ничего не понял за эти восемь лет.

— Чего же тут не понять! Побитое самолюбие, как старая рана, и через двадцать лет саднит.

— Да какое же самолюбие? Это я только тогда на тебя обиделся. За «сопляка». Теперь-то я понимаю, что и был настоящим сопливым щенком. А ты и сейчас не хочешь смириться, что хоть и щенок, а тебя, старого волка, я все-таки поймал.

— Ну и что?

— А то, что пока ты вор, а я сыщик, у нас с тобой тапочек не будет. Тем более прошло восемь лет и я уже не щенок, а ты-то стал уже совсем пожилым, ну просто дряхлым волком.

— Поживем — увидим, — зло блеснул золотой коронкой Батон. — Возможно, за все это еще придется извиниться…

— Нет, — решительно мотнул головой я, — мне перед тобой извиняться не придется. Я докажу, что чемодан ты украл.

— Это без потерпевшего-то? — откровенно улыбнулся Батон.

— Почему же без потерпевшего? Я его найду, это я тебе точно обещаю.

— И что это вы так со мной надрываетесь?

— Потому что у нас с тобой отношения принципиальные. Помнишь, когда я был щенком, я тебе сказал, что воровать нехорошо, а ты смеялся надо мной? Помнишь?