И тут, словно аккордом к тишине после его слов, со стороны моря донесся вдруг конский топот. Топот нарастал, мы вскочили с криками, ведь кто-то скакал прямо на нас. Лишь Эрэльрих остался сидеть у едва мерцающего костра. И топот угас, не коснувшись углей.
— Сядьте! — властно сказал тогда наставник. Я спою вам сегодня о Всаднике, который бродит во тьме как ветер.
Его негибкие уже пальцы коснулись струн. Сильно и больно зазвучали струны. Но баллады всё не было.
— Это тот, из чьей песни родился ветер?
— Ветер старше этого мира.
— А в балладном своде написано: «И из песни его родился ветер»…
— Пора бы вам знать, что такое метафора, — наставник отложил инструмент и с раздражением поначалу стал рассказывать, как в далеком мире полюбил один юноша прекрасную девушку. Но лучше бы он полюбил ветер, тот чаще бывает ласков. Когда юноша понял это, он решил сложить лучшую из песен и подарить ее любимой. Но и лучшая из песен не согрела ей сердце, ведь никто не знает, было ли оно. И тогда ветер подхватил песню юноши. И юноша ушел дорогами ветра. И до сих пор блуждает между мирами. Эрэльрих стал, наконец, плести сложную вязь звуков. И, когда мы были захвачены ею, запел.
Вчера тебя у моря ждал.
Лизал ладони мне закат.
Был одинок песок у скал,
Где я, сомкнув ресницы, ждал.
И пену выплюнул отлив.
Охрип от боли я, но встал.
И голос не сорвался в крик,
Мой голос тихой песней стал.
И руки я к губам прижал,
Но сердце вторило звеня.
И ветер подхватил меня,
И голосом моим кричал.
Тысячелетия во тьме
Носилась песня, что во мне
От острой боли родилась.
Та песня — верностью звалась.
И верен ветер до сих пор.
И плачет ветер, и зовёт.
И режет сумеречный свод
Тобой разбуженный восход.
4. Ну вот и всё. Иди. Я не буду плакать, чтобы ты не думал о том, как горько будет тут без тебя.
Там тебе и так найдётся, что вспомнить: запах травы, ладони солнца на коже… Да мало ли, чем еще запоминается каждому это путешествие. Лишь бы не горечью, лишь бы не болью. И не слезами… СЛЕЗА… Она, вроде как, зов обратно… Ты слушай. Сказка еще немного поведёт тебя. А дальше ты уж сам. Впрочем, возможно, ты и не слышишь меня уже…
«Вины считают, что солнце — это неупокоенный воин с пылающим мечом. Каждый день он обходит землю в поисках зла. Но зло движется по следам его», — так думал «босоногий парень на рыжей лошади». И еще он думал: «Даже если тот, в рясе, понял из нашей встречи единственное слово — «пыль», можно ли считать, что была она зря?» Конь босоногого, Прибивающий Пыль, шел сам по себе, каким-то собственным хитрым аллюром — не рысь, не иноходь, так… На то и был он «Прибивающим Пыль» — с чудной поступью тяжелого редкого дождя… И время, как и конь, бежало неторопливо. Всадник уже начал задремывать… Но вдруг Прибивающий Пыль всхрапнул, уловив дверь между мирами, и тут же ворвались в нее звуки далекой битвы… Всадник спешился, обнял коня… Они стояли недвижно, вслушиваясь в грозный, звенящий мрак… Там, в другом мире битва велась уже при свете факелов… Самое время — пронестись мимо галопом, возвещая чью-то победу или поражение, но Всадник медлил. Занимался рассвет…
Сгустился мрак.
Бей, бубен, бей!
Таится враг.
Бей бубен, бей!
Разбужен страх,
Бей, бубен, бей!
Открылась дверь!
Тот, кто с мечом.
Бей, бубен, бей!
Тот обречен.
Бей, бубен, бей!
К плечу плечом,
Бей, бубен, бей!
Тьма упала внезапно. Рыбаки, покончившие с нехитрой едой, собрались у большого костра. Если бы Дмиор не провел среди них год, он посчитал бы теперь, что никто из мужчин вокруг не испуган столь страшным поворотом судьбы: два дня назад они, откочевывая с насиженных мест, натолкнулись на ополчение наместника Гражина, отказались следовать за ним, и были согнаны, как стадо, в середину войска. В суматохе, вместе с мужчинами оказались священник и две женщины, не говоря уже о мальчишках, едва ставших подростками. От страха Дмиор ощущал удивительное равнодушие к своей дальнейшей судьбе.
Первый раз первосвященник сидел у общего костра, где принимались решения, и пел мрачноватый, длиннорукий песнопевец Эрэльрих. Ни одной из баллад, что звучали в ту ночь над немым кругом огня и искрами стреляли в небо, Дмиор раньше не слышал. Эрэльрих плёл странные, заставлявшие сжиматься сердце рассказы о людях, любивших и страдавших так сильно, что опускались небеса и звёзды начинали плакать. Он пел о людях, чьи чувства были сильнее древних богов-Стихий: ветра, дождя, радуг и сполохов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу