Вашингтон Ирвинг - И грянул гром… (Том 4-й дополнительный)

Мы с Элен прокрадывались в заколдованные замки и, замирая от страха, прятались от великана, который разыскивал нас, бормоча проклятья, а потом мы удирали рука в руке из-под самого его носа.

Ну что ж, я добился того, чего хотел. Я подыгрывал Элен, но не упускал из виду и собственную свою игру. По вечерам я наносил на карту все, что узнавал за день о топографии волшебной страны. Геоморфологическое ее строение было удивительно правдоподобным.

Во время игры я то и дело намекал на сокровище великана. Элен не отрицала, что такое сокровище существует, но ответы ее становились смятенными и уклончивыми. Она подносила палец к губам и смотрела на меня в упор серьезными, округлившимися глазами.

— Брать можно только то, что никому не нужно, — втолковывала мне она. — Но если хоть пальцем тронуть золото или драгоценный камень, на наши головы обрушатся ужасные беды…

— А я знаю заклинание, которое отводит все беды, — возразил я однажды, — и тебя научу ему. Это самое сильное, самое волшебное заклинание в мире…

— Нет, нет. Сокровище обратится в прах. Монеты превратятся в гнилые бобы, ожерелья в мертвых змей и так далее, — отвечала она упрямо. — Оуэн предупреждал меня. Таков закон волшебной страны.

В другой раз мы заговорили о сокровище, сидя в темном ущелье у водопада. Мы говорили шепотом, чтобы, не разбудить великана. И водопад был не просто водопад, а еще и храп, исторгаемый великаном, — а на самом деле ветер, что, как всегда, завывал в пустыне.

— Разве Оуэн никогда ничего не берет? — спросил я.

К тому времени я уже усвоил, что об Оуэне следует спрашивать, как если бы он был жив.

— Иногда приходится, — отвечала она. — Как-то раз злая колдунья превратила меня в безобразную жабу. Оуэн положил мне на голову цветок, и тогда я снова стала Элен.

— Цветок? Самый настоящий цветок? И ты взяла ел> домой?

— Большой цветок, красный с желтым. Такой большой, что не умещался в ладонях. Я хотела взять его домой, но все лепестки осыпались…

— А Оуэн ничего не берет домой?

— Только камушки, и то не часто. Мы сделали для них в сарае тайник вроде гнездышка. А вдруг это вовсе не камушки, а волшебные яйца…

Я встал.

— Пойдем, покажи мне их.

Она отпрянула, резко качнув головой.

— Не хочу домой, — заявила она. — Ни за что!

Она вырывалась и кривила губы, но я рывком поднял ее на ноги.

— Ну, пожалуйста, Элен, ради меня, — попросил я. — Заедем хоть на минуточку…

Я затащил ее обратно в «джип», и мы подъехали к домику, где когда-то жили Прайсы. Нам и раньше случалось проезжать мимо, и Элен каждый раз старательно отводила глаза, — не подняла она их и на этот раз. Она опять цепенела, превращаясь в «Элен из конторы». И тем не менее она и я следом за ней обогнули старый домик, покосившийся, с выбитыми стеклами, и пробрались в полуразрушенный сарай. Она откинула солому, наваленную в углу, и там действительно лежали кусочки горных пород. Я даже не понимал, насколько я взволнован, пока не испытал разочарования, подобного удару в солнечное сплетение.

Это были никчемные, обточенные водой кусочки и кварца и розового гранита. Совершенно заурядные, если бы не одно обстоятельство: им просто неоткуда было взяться в базальтовой пустыне.

Через две-три недели мы перестали прикидываться, что ведем «полевые заметки», и ездили в пустыню с откровенной целью поиграть. Волшебная страна Элен была уже почти полностью нанесена на карту. С одной стороны гора — недавний сброс, казалось, обрушил с нее крупные глыбы к реке, текущей вдоль подножия, — ас другой стороны к реке мягко сбегала равнина. Крутой берег был лесист, изрезан глубокими ущельями, горные отроги там и сям венчали замки. Я настойчиво проверял Элен, но не было случая, чтобы она запуталась. Правда, время от времени она словно бы впадала в нерешительность, но тогда ужо я сам подсказывал ей, где ока, и это позволило мне проникнуть в ее тайную жизнь еще глубже. В одно прекрасное утро я осознал, что глубже, пожалуй, некуда.

Она сидела на какой-то колоде в лесу и плела корзинку из листьев папоротника. Я стоял рядом. Вдруг она подняла глаза и улыбнулась мне.

— Во что мы будем играть сегодня, Оуэн?

Такого я не ожидал и гордился тем, что мгновенно нашел выход из положения. Я отпрыгнул и ускакал, затем вернулся к ней и улегся у ее ног.

— Сестренка, сестренка, я околдован, — сказал я. — Только ты одна в целом свете можешь меня расколдовать.

— Я тебя расколдую, — отвечала она голоском маленькой девочки. — Кто ты сейчас, братец?