Джон Холдейн - Добытчики золота

Значит, добрались и до Мартена. Может быть, они даже заставили его перед смертью открыть мое имя... Я был намерен сделать все, чтобы вырваться из этой петли.

В Бельфор я приехал ночью. Когда поезд подходил к платформе, я увидел того человека, который гнался за мной сегодня утром, и еще двоих. Очевидно, они прилетели в Бельфор самолетом. Возможно, я был несправедлив к усачу, но после всего, что произошло за последние двадцать часов, я питал против него некоторое предубеждение. И хотя я не знал, собирается ли он меня убить или только передать полиции за убийство, своих друзей, у меня не было ни малейшего желания убедиться в его намерениях на опыте. Уверенный, что меня еще не увидели, я быстро вышел из купе, прежде, чем поезд остановился, и заперся в туалете вагона... Чемоданчик я успел взять с собой: оставалась еще надежда, что преследователи не знают моего имени.

Мне опять повезло - через пять минут после того, как мы отъехали от Бельфора. Иначе я был бы уже мертв и не мог бы сейчас все это писать. Поезд притормозил и остановился - не на станции, потому что огней не было видно. Я выскочил из своего убежища, открыл дверь на левой стороне площадки и выпрыгнул из поезда, который тут же тронулся. Кто-то два или три раза в меня выстрелил, но не попал: вероятно, потому, что поезд уже двигался, а до меня было метров пятнадцать. Потом меня заслонил встречный поезд, который, очевидно, мы и пережидали. Я бежал, не останавливаясь, и скоро добрался до дороги...

И здесь мне снова повезло. На переезде стоял грузовик, ожидая, когда путь освободится. Я попросил шофера меня подвезти. Оказалось, грузовик едет из Страсбурга в Лон-ле-Сонье и везет домашнее имущество субпрефекта. За сто франков шофер согласился довезти меня до Безансона, где он собирался переночевать. Я подозревал, что за мной следует погоня, и на всякий случай сказал шоферу полуправду. Мне показалось, что он тоже "романтик", в самом плохом смысле этого слова. (Говорят, у моряков есть жены во всех портах, но порты бывают только на берегах морей, рек и каналов, а грузовики в цивилизованных странах разъезжают по всем городам, и поэтому профессия шофера особенно благоприятствует людям, расположенным к полигамии.) Я сообщил ему, что у меня страстный роман с любовницей миллионера, что я уговорил ее бежать в Швейцарию. Разъяренный миллионер гонится за мной и уже пытался убить в поезде. Вполне возможно, он или кто-нибудь из его подручных преследуют меня на машине... Я хочу спрятаться среди вещей субпрефекта. Еще пятьдесят франков - и я получил место под столом на скатанных коврах. Шофер накрыл меня брезентом, и мы двинулись.

Во время войны я порядочно поездил на грузовиках и знал, что у меня будет отнюдь не ложе, усыпанное розами. Но этот грузовик был особенно старый и тряский! Я снизу уперся в крышку стола, стараясь избежать ударов по голове: но все равно десять минут спустя у меня голова была вся в шишках и все тело болело. Тут грузовик остановился со скрипом тормозов и взрывом ругательств.

Французский язык мало приспособлен для ругани. Теологические проклятья бесполезны против людей, которые все почти теперь стали рационалистами, да и в прежние религиозные дни про себя уважали дьявола. А термины из анатомии или физиологии, которые привели бы в ужас англо-сакса, представителю латинской расы нипочем. Поэтому словарь оскорблений во Франции ограничивается в основном односложным ругательством, которое произнес маршал Камброн при Ватерлоо. Это слово так и носилось взад и вперед, пока мой спаситель отрицал какую бы то ни было встречу со мной, не говоря уж о помощи. Он даже применил этот термин к пятидесяти франкам, которые ему предложили, чтобы он дал заглянуть под брезент; он даже что-то помянул про полицию. Я услышал голоса еще двух людей и вытащил свое единственное оружие - большой перочинный нож, не столько надеясь спасти с его помощью свою жизнь, сколько следуя принципу, провозглашенному Макбетом: "Пока живых я вижу, лучше буду их убивать". Я шотландец, как и Макбет, и решил, в случае крайности, кинуться на одного из нападающих.

Спор продолжался, но слов я не мог расслышать. Наконец мой спаситель разразился своей последней тирадой. "Ах, вы, типы несчастные..." - начал он, и тут я услышал звук отъезжающего автомобиля. Они передумали. В конце концов, нельзя же с оружием в руках обыскивать всех упрямых шоферов департамента...

К тому времени, когда мы приехали в Безансон, я был весь в синяках и кое-где у меня сочилась кровь. Шофер поставил мне хорошую порцию коньяку, за которую заплатил сам, видимо из чувства солидарности, и рассказал, что люди в машине встретились ему еще раз - они ехали обратно в Бельфор. Значит, моя жизнь была как будто спасена.