Джо Холдеман - Бесконечная свобода

Она расплакалась лишь после того, как мы поднялись наверх.

А я ощущал лишь оцепенение. Я понял, что потерял его давным-давно. Куда легче перестать быть отцом, чем матерью.

Билл пробыл в Центрусе всего два дня, а потом вернулся, смущенный своей вспышкой. Убедить его отправиться с нами на космическом корабле пока что не было никакой возможности, но он не собирался возвращаться к своему намерению и решил, что будет заниматься рыбой столько времени, сколько потребуется.

Я не мог упрекать его в том, что он желал идти своим собственным путем. Каков отец, таков и сын. Мэригей была счастлива оттого, что он возвратился, но оставалась задумчивой и немного потрясенной. Сколько еще раз ей придется терять своего сына?

Мы сами поехали в столицу, и эта поездка вызвала странную ассоциацию с моим собственным детством.

С тех пор миновало невообразимо много времени. Когда мне было семь или восемь лет, мои родители-хиппи провели лето в коммуне на Аляске. (Тогда неизвестно от кого матерью был зачат мой брат; мой отец, правда, всегда утверждал, что это его дело и сын похож на него!)

Это было хорошее лето, лучшее за все мое детство. Мы тряслись по Алканскому шоссе в нашем стареньком полупустом микроавтобусе «Фольксваген», ночуя вблизи дороги или в маленьких канадских городах, попадавшихся по пути.

Когда мы добрались до Анкориджа, он показался нам огромным, и в течение нескольких лет после, рассказывая об этой поездке, мой отец цитировал путеводитель «Если вы прилетите в Анкоридж из американского города любого размера, он покажется маленьким и странным. Если вы доберетесь до него на автомобиле или поездом через множество небольших поселений, то вы увидите перед собой процветающую столицу».

Я всегда помнил об этом, когда приезжал в Центрус, который был куда меньше, чем Анкоридж полторы тысячи лет тому назад. Моя жизнь приспособилась к деревенским масштабу и темпу, и потому первое впечатление от Центруса всегда было одинаковым – ошеломляюще быстрый ритм жизни и выстроившиеся на огромном протяжении высоченные дома. И каждый раз я мысленно делал глубокий вдох и вспоминал Нью-Йорк и Лондон, Париж и Женеву, не говоря уже о Скайе и Атлантисе, невероятных городах, средоточиях удовольствий, которые высасывали наши деньги на Небесах. Центрус – это провинциальный городишко, который волею судеб оказался крупнейшим провинциальным городом в радиусе двадцати световых лет.

Я держал в голове эту мысль, когда мы отправились на совещание с администрацией Центруса – с таким же успехом можно было сказать о всемирной администрации – по поводу нашего графика подбора и подготовки экипажа «Машины времени».

Мы надеялись на то, что они просто утвердят тот план, который был разработан нами. Четырнадцать человек из нас потратили большую часть недели на споры о том, кто, что и когда должен делать. Худшее, чего я мог ожидать, это повторение всего этого процесса с учетом дополнительных требований Человека.

Мы поднялись в офис, расположенный в пентхаусе на крыше десятиэтажного здания Генеральной Администрации, и представили наш план четырем Человекам, двоим мужчинам и двум женщинам, и тельцианину, который мог принадлежать к любому из трех существовавших у них полов. Конечно же, оказалось, что это был Антарес-906, атташе по культуре, которого мы, так сказать, принимали у себя в доме в ту ночь, когда я заработал первый привод в полицию.

Все пятеро принялись в молчании изучать трехстраничный график, а мы с Мэригей тем временем рассматривали в окна Центрус. Вообще-то тут было мало на что смотреть. Не считая примерно дюжины прямоугольных кварталов центра города, дома были значительно ниже деревьев; я знал, что внизу находится город приличного размера, но и жилье и деловые здания были скрыты вечнозелеными кронами вплоть до посадочной площадки челноков на горизонте. Сами челноки рассмотреть было нельзя: оба прятались в пусковых трубах, которые торчали из туманной дымки, словно дымовые трубы архаичной фабрики.

На одной стене этой комнаты, где не было окна, висело десять картин, пять человеческих и пять тельцианских. На человеческих были изображены спокойные городские пейзажи в различные сезоны. Произведения тельциан представляли собой мотки пряжи и цветовые пятна, сталкивавшиеся между собой с такой силой, что, казалось, вибрировали. Я знал, что некоторые из них были окрашены телесными жидкостями. Вероятно, тем, кто мог видеть в ультрафиолетовом диапазоне, они казались более привлекательными, чем нам.