А. Живой - Снегопад

Иван Кузьмич продолжал свой путь и через полчаса был уже на подходе к Сатурну, когда впереди показалась пышная кавалькада.

Впереди ехал конный авангард, а за ним, погромыхивая деревянными колесами, тащилась раззолоченная карета, из глубин которой доносилось нестройное пение. На крыше, свесив ноги в начищенных до блеска сапогах, сидел гусар в синем ментике и передергивал струны гитары в такт песне.

«Наш паровоз вперед летит…» – пел гусар хриплым басом, и, время от времени, прикладывался к бутылке венгерского. «Родина моя, Белоруссия», – подтягивали ему из кареты.

Кузьмич попытался проехать мимо незамеченным, но гусар окликнул его, предложив выпить. К тому времени звездный странник уже окончательно замерз и от выпивки отказаться не смог. Всадник медленно приблизился к карете и залез на крышу, сев рядом с гусаром. Оставшись без седока, лошадь Ивана Кузьмича сразу положила свою морду гусару на колени, закрыла глаза и подхалимски помурлыкала, после чего попросила у него закурить. Гусар достал из кармана штанов мятую пачку «Стюардессы» и угостил.

– Надолго вы сюда? – поинтересовался он у Ивана Кузьмича, давая лошади прикурить.

– Как бог на душу положит, – прокашлял тот.

– Да, этот может, – посочувствовал ему гусар и стал снимать сапоги. Но в этот момент его окликнули из кареты нежным женским голосом.

– Поручик, идите к нам!!!

Гусар извинился, залпом осушил бутылку и полез внутрь.

А Кузьмич остался сидеть на крыше в одиночестве. Свесив ноги, он посмотрел вниз и попытался разыскать там Землю. Разглядев, занялся поисками своего девятиэтажного дома и балкона, который он позабыл закрыть.

– Снегу за ночь наметет, – огорчился Кузьмич, но тут же вспомнил, что он, вероятнее всего спит, и поэтому снегу намести никак не может. Но на душе все равно было неспокойно.

Карета неожиданно громыхнула. Затем вообще остановилась, наклонившись на бок. От нее отвалилось колесо и покатившись куда-то к Юпитеру. Из распахнувшейся дверцы выскочил гусар и побежал его догонять, крича что-то на ходу и размахивая руками. Иван Кузьмич остался сидеть на покосившейся карете, а снег все падал и падал…

О многом задумался Иван Кузьмич, многое вспомнилось ему. Всплыла вдруг из памяти встала перед ним жена его, Клавдия Ивановна. Любил ли ее Иван Кузьмич? Не из-за него ли сошла в могилу так рано? А может оттого, что не любил, а притворялся и сошла? И вообще, любил ли Иван Кузьмич кого-нибудь? Хотя нет, лошадей любил. А не Клавдия ли Ивановна и явилась к нему теперь в образе лошади?

Кузьмич внимательно посмотрел на животное. Лошадь мирно посапывала в такт падающим снежинкам, прикрыв глаза и попыхивая тлеющей в зубах сигаретой. Снежинки, падая на ее морду, тут же таяли и, время от времени, стекали холодными ручейками. Иван Кузьмич отогнал от себя неприятные мысли и сказал кобыле:

– Ну, милая, поехали к дому, нагулялись мы с тобой.

Пенсионер снова перебрался в седло. Лошадь встрепенулась и с места взяла в галоп. Мимо замелькали звезды, а потом и вовсе слились в сплошные белые линии. От такой бешеной скачки у Ивана Кузьмича захватило дух, он закрыл глаза и вцепился в гриву мертвой хваткой.

Когда через час он снова открыл глаза, то обнаружил, что они уже пролетают мимо спящей Медведицы. Ни о чем, не догадываясь, Медведица лежала на боку и во сне сосала лапу. Видимо, ей снилось что-то хорошее, так как она время от времени время от времени улыбалась сновидениям. «Наверное, он снится себе маленьким медвежонком», – почему-то подумал Иван Кузьмич и еще крепче ухватился за гриву.

Впереди показались перистые облака, почти полностью укутавшие голубую планету. «Скоро дома будем», обрадовался пенсионер-кавалерист. На всем скаку они подлетели к балкону. Едва начинало светать.

Кузьмич слез с лошади, потоптался немного на балконе и толкнул дверь. На кухне снега не было.

– Ну, ты заходи еще, погуляем, – сказал он и вошел в квартиру.

Лошадь уже давно перебралась к Ивану Кузьмичу. В большой комнате он устроил для нее конюшню. Сам смастерил деревянные ясли и даже украсил их инкрустацией. Сено, правда, приходилось возить из-за города, но зато теперь вместо купания в широкой и чистой реке, лошадь охотно принимала ванну.

По вечерам они часто засиживались на кухне. На небо выбирались теперь довольно редко. Лишь когда дела по хозяйству немного отпускали Кузьмича. Да и звезды теперь стали не те, потускнели, поосыпались. Но, все-таки время от времени им удавалось проскакать по отдаленным системам лихим галопом, попугать ленивых ангелочков или погоняться за какой-нибудь одичавшей кометой. Однако, со временем, лошадь постарела, да и Иван Кузьмич разменял восьмой десяток, поэтому их стали чаще замечать просто на крышах.