Рома Ньюман - Психокинетики

Но сегодня все пошло прахом. Годами выстраиваемые барьеры рухнули в одночасье. Власть огня требовала выхода, требовала действия.

Зверь бурлил внутри и рвался с привязи .

Главная проблема великой силы сводилась к одному элементарному принципу: чем больше ты ее используешь, тем сильнее хочется продолжать.

Кравчук решительно двинулся вперед, обходя искореженные ворота. Он смотрел прямо перед собой. Широкие входные двери дома загорелись, словно их облили бензином. К тому моменту, как Кравчук преодолел отделявшие его от крыльца пятнадцать метров, они уже превратились в тлевшие головешки.

Одним прыжком Александр взлетел по ступеням и исчез внутри дома Сухоставского.

Машина с Громовым и Малаховым не успела уехать далеко от поселка. Собственно, они даже до съезда на трассу не доехали, когда генералу позвонили на мобильник.

– Слушаю.

– Эдуард Евгеньевич, – взволнованно проговорил в трубку опер, с которым Громов общался несколько минут назад. – Прямо сейчас на дом Сухоставского осуществляется нападение!

– Что?! – Генерал выпрямился, ошарашенный таким докладом.

– С территории участка доносятся взрывы, по периметру пропало освещение.

– Оставайтесь в фургоне, туда не суйтесь. Только дистанционное наблюдение, ясно? Я возвращаюсь!

Генерал дал водителю команду на разворот.

– Что там? – спросил Малахов.

– Ты не поверишь, – хмыкнул Громов. – Кто-то выкуривает Сухого. Ребята докладывают о диверсии.

Малахов задумчиво поправил очки.

Кравчук взбежал на второй этаж, пинком распахнул дверь в кабинет Сухоставского.

Всеволод Петрович стоял возле дорогого стола. Его пепельные волосы были растрепаны, на широком лице читался едва контролируемый страх. Но при этом политик изо всех сил пытался держаться подобающим образом.

– Ты хоть знаешь, в чей дом ты вломился, сынок? – угрожающе прошипел он.

Александр одним движением снял с головы маску. Открывшееся лицо налетчика заставило Сухого испугаться по-настоящему сильно.

Жесткое, с плотно сжатыми губами и пылающими тьмой глазами. Сухоставский ясно понял намерения своего недавнего протеже.

Отбросив образ контролирующего все и вся хозяина жизни, Всеволод Петрович поднял ладони в примирительном жесте.

– Саша, я клянусь: меня заставили! Они угрожали моим родным. Сам бы я никогда…

Черной молнией Кравчук пересек помещение, схватил Сухого за запястья и крепко сжал. Послышалось шипенье. Из-под его пальцев к потолку потянулись тонкие струйки дыма. В воздухе запахло паленой кожей. Глаза старика расширились от нестерпимой боли, он истошно заорал.

Кравчук толкнул Сухого. Тот рухнул кресло, выставив руки перед собой. На запястьях отчетливо виднелись сильнейшие ожоги, форма которых повторяла контуры пальцев Кравчука.

– Ты на кого мясников натравил, мразь?! – заорал Александр. – Они угрожали моей матери! Ты что, не знаешь меня?! ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ МЕНЯ, ТВАРЬ?!

Кравчук ударил кулаком по столу из красного дерева – взорвались стекла на окнах, по левой стене комнаты проворно побежали дорожки пламени.

– Господи боже… – ужаснулся Сухоставский, пытаясь инстинктивно закрыться опаленными руками.

– Нет! – покачал головой Кравчук – Здесь его больше нет!

Он схватил Сухоставского за грудки, сильно встряхнул.

– Здесь есть только я! – орал молодой человек.

Огромных размеров стол мгновенно вспыхнул и был легко отброшен в сторону, к входной двери.

– И я говорю тебе: ты сдохнешь! Здесь и сейчас! Ты сдохнешь! Это – твой конец!

В черных глазах Кравчука больше не было ничего осмысленного. Последние уголки разума поглощали слепая ярость и сила огня.

– Ты сгоришь здесь, в своем доме . А потом я найду твоих родных! Твою дочь! Ты слышишь меня, старик?!

Пламя объяло внушительный книжный шкаф возле правой стены. Помещение быстро наполнялось дымом.

– Я испепелю всю твою семью! Я сожгу их останки!

Сухоставский беспомощно мотал головой.

– Нет, пожалуйста! Они не при чем! Умоляю тебя! Дай мне все объяснить!

В его облике больше не осталось благородной стати и важности.

Сейчас мужчины сбросили оковы повседневных образов, встав лицом к лицу со своей сутью.

Внезапно глаза Всеволода Петровича округлились.

Сухой раскрыл рот, пытаясь сделать очередной вдох, – и не сумел. Получилось нелепое кряканье. Его больное сердце не выдержало физических и эмоциональных нагрузок. Политик дернулся – один раз, другой. А затем просто обмяк и сполз на дорогой ковер, меркнущими глазами уставившись в одну точку.