Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04

— Вас не было на похоронах. Быть может, учитывая характер ваших отношений, вы побывали на могиле позднее, чтобы оплакать мою сестру в одиночестве?

Роберт покраснел и неловко переступил с ноги на ногу.

— Нет, я там не был. Мне нужно было работать. Мой отец…

Мэри кивнула. Она видела достаточно, чтобы по достоинству оценить стоявшего перед ней любовника сестры. Такой не посмеет осквернить могилу ни из-за любви, ни из-за чего-либо другого. Пропасть, разделявшая этого провинциального Лотарио {9} 9 Лотарио — повеса, волокита, ловелас (по имени героя пьесы Николаса Роу «Прекрасная грешница»). — красивого, беспечного и бесчувственного — и воображаемого героя, каким он представлялся Китти в ее мечтах, заставила Мэри еще сильнее сострадать своей безвременно ушедшей сестре. Насколько же близка она была к отчаянию, чтобы не видеть очевидного, бедняжка!..

Роберт Пиггот продолжал что-то бормотать в свое оправдание, но Мэри, не слушая его, повернулась на каблуках и вышла на улицу.

Из мясной лавки она сразу отправилась на постоялый двор, где оставила двуколку. Трактирщик усадил ее в крошечном женском зале, отделенном стеклянной перегородкой от бара, где сгорбились над кружками с элем несколько завсегдатаев. Заказав чай, Мэри стала смотреть сквозь зарешеченное оконце на залитую солнцем улицу, на проходивших мимо людей, на ломовых извозчиков с их могучими першеронами и тяжелыми телегами, на пассажиров, ожидавших почтовой кареты до Манчестера. Молодой чистильщик обуви дважды прошел мимо окна со своим ящиком наперевес; он громко зазывал клиентов, но большинство путешественников не обращали на него внимания. Жизнь шла своим чередом, и людям, которые были погружены в собственные мысли и заботы, не было никакого дела ни до Мери, ни до ее умершей сестры.

Что же делать, подумала Мэри в отчаянии. Возвращаться домой, к матери? Но от одной мысли об этом внутри у нее все переворачивалось. Как могла Китти оставить ее одну? Как она могла?!

И Мэри продолжала сидеть за столом, бездумно наблюдая за двумя возчиками, которые пытались взгромоздить на телегу большой квадратный сундук. Внезапно из-за запряженных в телегу лошадей показался третий человек, который, судя по его жестам, отдавал возчикам какие-то указания. Мэри скользнула по нему равнодушным взглядом и вздрогнула, узнав Виктора.

Не теряя ни секунды, она вскочила и выбежала во двор. Франкенштейн заметил ее, только когда Мэри была уже совсем рядом.

— Мисс Беннет?

— Как хорошо, что я застала вас здесь, мистер Франкенштейн. Мне сказали, что вы, возможно, уже уехали из Мэтлока. Я хотела бы поговорить с вами наедине. Надеюсь, вы можете уделить мне несколько минут?

— Да, конечно, — ответил Виктор, но как-то не слишком уверенно. Впрочем, он быстро справился с собой. — Когда закончите, ждите меня здесь, — велел он возчикам и снова повернулся к Мэри. — Тут неподалеку есть старая церковь. Там нам никто не помешает. Если вы не против, давайте отправимся туда, хорошо?

Мэри согласно кивнула, и они, пройдя по главной улице, свернули в ворота тихого, утопающего в зелени сада при церкви святого Эгидия. Солнце начинало понемногу клониться к закату, и его косые лучи просвечивали сквозь величественные, как собор, облака, собиравшиеся вдали, над вершинами Авраамовых холмов.

— Вам известно, что произошло с моей сестрой? — спросила Мэри без всяких предисловий.

— О да, я читал некролог в газетах. Это ужасное несчастье! Я собирался при первой возможности отправить вам письмо с выражением соболезнований. Поверьте, я от души сочувствую вашему горю, Мэри.

— Я не об этом… — отмахнулась она. — Эта тварь, которую вы создали, это ваше… существо. Оно…

— Я, кажется, просил вас никому о нем не рассказывать! — Франкенштейн с негодованием выпрямился.

— И я держу свое слово, пока держу, но… Оно украло тело Китти. Франкенштейн заложил руки за спину и, слегка покачиваясь на каблуках, в упор посмотрел на нее. Его взгляд был безмятежен и ясен.

— Вы меня удивили… — медленно проговорил он. — Для начала скажите, что заставило вас прийти к подобным выводам?

Его спокойствие задело Мэри за живое. Неужели это тот самый человек, который столь безутешно рыдал у нее в спальне и цеплялся за полы ее халата?

— А кто еще, по-вашему, мог совершить подобное? Франкенштейн слегка пожал плечами.

— Ему это ни к чему. Это существо ненавидит меня одного, и свою мстительную ярость оно способно направить лишь на тех, кто мне по-настоящему дорог.