И как мне теперь быть? Считать чьей-то шуткой? Или всё-таки есть на свете высшая справедливость, и тот, кто ищет, бывает иногда достоин того, чтобы найти?
Природный пессимизм подсказывает, что бесплатно ничего хорошего ни от кого ждать нельзя. Но всё-таки надежда ещё не умерла во мне окончательно. И она шепчет в самое ухо, что надо, надо пробовать, пока есть возможность. Иначе так никогда ничего и не найдёшь, кроме кучки каких-то ядовитых маленьких бестий, от которых нормальному человеку и взять-то нечего...
Хорошенько прокипятив содержимое пробирки, я выливаю его в специальную раковину, включаю бактерицидные лампы, и покидаю лабораторию, возвращая ключи что-то беспрестанно жующей полненькой аспирантке, подрабатывающей тут, и, похоже, тут и живущей.
На улице беснуется ветер. Пока я прохожу путь через пустырь от главного корпуса института до общежития, он делает из моей причёски нечто невообразимое. Но небо, на удивление чистое и голубое, сияет со своей неизменной цветовой температурой в двадцать тысяч градусов Кельвина.
5.
Воскресный базар - необъятный, пёстрый, тесный. Иду. Ползу. Топчусь на месте. Кто-то напирает сзади, толкает в спину. Но быстрее нельзя: проход загородила громадная туша, увенчанная колоритной плешью. Слева и справа встречные потоки живой человеческой реки. Жарко. И не свернуть в холодок, не вырваться, не остановиться.
Поток несёт меня вдоль прилавков, на которых горами навалены разные мелкие побрякушки не всегда понятного назначения. Глаза разбегаются от такого изобилия. Хочу, кажется, сразу всё, но в итоге прохожу мимо. Всё и ничего это примерно одно и то же.
Вот девушка - молодая, симпатичная, а взгляд отсутствующий. Как робот, автоматически протягивает мне разноцветные сигаретные пачки. Хочется её порадовать, но я курю только "стрелецкие", а когда не угощают, отчаянно борюсь со своей слабостью. Кто покупает сигареты, тот смирился с тем, что он раб табака.
Начинаются другие ряды. Сельхозпродукция. Запах квашеной капусты и солёных огурцов. Бойкая бабуся выставила на лоток десяток нехитрых бутербродов с колбасой и отгоняет платочком мух, настойчиво рвущихся отведать мясного. Рядом наливают жаждущим в пластиковые стаканчики мутный лимонный напиток, или, если попросить, крепкое красное вино "из-под прилавка". Выпил, закусил бутербродиком, и радуйся. Любители пива чуть в стороне, сгрудившись вокруг единственного столика, разрывают на части сушёных рыбёшек неизвестной породы. Чем не жизнь?
Иду. Ползу. Удивляюсь. Толпа неповоротлива и бесконечна.
Вот какое-то оживление. Брань, крики, шум. Цыганка размером с бочку во весь дух кроет на своём неисповедимом наречии соседку - худую, высокую торговку огурцами. Та тоже не отстаёт. Её длинный нос колыхается в такт отрывисто бросаемых слов. Народ глазеет. Непонятно, кто в чём виноват.
Другая цыганка, молодая, уселась прямо на землю и, кормя грудью чумазого пузатого мальчугана, одновременно пытается всучить пареньку лет тринадцати дрянную цепочку за четвертной. Тот уходит.
-Стой, за двадцать возьми! За десять! За пять! Э-э-э-э...
Странный народ. Видимо вот так, с молоком матери, впитывают они своё свободолюбие, неряшливость, крикливость, плутоватость, напористость и острую потребность быть в постоянном движении. Ну, а совесть - это понятие им и вовсе неизвестно. По крайней мере, по отношению к иноплеменникам.
Да и есть ли она вообще? Не миф ли она, не выдумки писателей, как верность, любовь, героизм? Не оправдание ли она, не щит слабых телом и духом? Сильный вспоминает о ней ой, как редко. И у времени её тоже нет. Оно одинаково строго судит честных и лживых, отбирая у них безвозвратно их дни, часы, минуты. У меня тоже...
Жарко. Иду. "Туша" останавливается у мясного прилавка. Туда ей и дорога. С облегчением обхожу её и врезаюсь, будто нож в масло, в более податливую и худосочную человеческую "породу". Толкаюсь и обгоняю. Спешу. Мимо дынь и помидоров, мимо кур и джинсов, мимо петрушки и яблок.
Смотрю. Ищу. Вот, вот оно - то, что мне нужно. Сердце на мгновение замирает от волнения. Маленький магазинчик, ларёчек в ряду себе подобных. Дверь плохо покрашена и снизу заляпана грязью. Снабжена пружиной и скромной вывеской "Открыто". И ниже, маленькими буквами: "Продавец Чувств".
Вхожу. Внутри тесно и полумрак. Но беспорядка нет. Чем-то напоминает лабораторию. Пахнет цветами. Лучше бы это был аммиак или формалин, я к ним больше привык.
Стою. Никого. Сжимаю в руке бумажку - приглашение. Только сейчас замечаю на ней замысловатые водяные знаки. То ли змеи переплетённые, то ли орнамент восточный. Странно. Смотрю в потолок, и тут слышу мягкий шорох отодвигаемой занавески...
Читать дальше