Герман Малиничев - На суше и на море 1966

На Чукотке в самых глухих местах иногда находят хибары американских контрабандистов и золотоискателей. В двадцатые годы, пользуясь отдаленностью и неустроенностью наших окраин, эмиссары американских компаний проникали на Чукотку, скупали у местного населения за бесценок пушнину, искали в чукотской земле золото.

Но кошель с индейским узором имел слишком древний вид: замша ссохлась и затвердела, местами истлела, Илья протянул свой охотничий нож, острый как бритва:

— Режь, пожалуйста… смотреть брюхо надо.

Я разрезал огрубевшую замшу. На ладонь выскользнул массивный золотой перстень с крупным рубином. Шлифованный камень мерцал таинственным, кровавым сиянием.

— Эко диво… — прошептал ламут.

Дивный перстень был филигранной работы. Резчик вправил рубин в золотую корону, а по обручу перстня выточил тончайший орнамент: выпуклый жгут сплетенной девичьей косы. Я осторожно надел перстень, и золотая коса обвилась вокруг пальца.

Костя ощупал кошель и вытряхнул здоровенный ключ с узорчатой головкой, бурый от ржавчины. Такими ключами закрывали замки старинных русских ларцов. Я видел их под зеркальными витринами Оружейной палаты в Кремле.

— А где сундук с брильянтами? — засмеялся Костя. — Эх, и везет тебе, Вадим, на клады. Ой… посмотри, бумага тут какая-то…

Приятель не решался тронуть ветхий документ. По счастливой случайности нож прошел мимо сложенного пергамента. Он сильно пострадал от сырости и плесени — слипся и пристал к истлевшей замше.

Костя вытащил из полевой сумки хирургические ножницы, скальпели, пинцеты. Ему приходилось делать хитроумные операции оленям. Теперь хирургическая практика пригодилась. С величайшей осторожностью он благополучно извлек и расправил пинцетом уцелевшие лоскутья документа.

Пергамент был покрыт затейливой славянской вязью. Америкой тут и не пахло. Мы нашли фрагменты старинной русской грамоты…

По характеру письма найденная грамота не отличалась от известных челобитных Якутского архива. Такой скорописью писали во времена сибирских землепроходцев.

— Ничего не разберу, Вадим, что писал твой землепроходец!

Действительно, буквы славянской вязи читались с большим трудом. Часа два бились с грамотой, точно с ребусом. Расшифровать удалось лишь обрывки разрозненных предложений. Я записал их в той же последовательности, что и в грамоте:

…во 157 [18] По современному летосчислению 1648 год. году июня в 20 день……..

………Семен Дежнев с со товарищи

…….Ветры кручинны были…….

…разметало навечно

……. Мимо Большого Каменного

носу пронесло, а, тот нос промеж сивер и полуночник…

……а люди к берегу плыли на досках…

…..чють живы

…А другой коч тем ветром бросило рядом на кошку

……И с того погрому обнищали………..

…..А преж нас в тех местах заморских никакой человек

с Руси не бывал………………….

……….от крепости шли бечевой шесть недель

……А Серебряная гора около Чюп-дона стоит, томарой

руду отстреливают, в дресьве серебро подбирают…….

…. цынжали, голод и нужду принимали………

…….хотим орлами летати…………..

……..Атаманская башня — око в землю, ход в заносье.

О Русь, наша матушка, прости…

Буквы прыгали и плясали перед глазами. Мы сделали потрясающее открытие! В одинокой хижине у истоков Большого Анюя жил спутник Семена Дежнева, испытавший все тяготы и лишения знаменитого похода вокруг Северо-Восточной оконечности Азии. Какими судьбами занесло его в сердце Анадырского края?

Опытный историк, разумеется, прочел бы весь спасенный текст. Но вокруг на сотни километров вряд ли нашлась бы хоть одна живая душа.

Плавание Дежнева всегда поражало меня размахом и удалью, драматизмом событий. Я не упускал случая собирать разные сведения о дежневцах и многое знал. Расшифрованные строки анюйской грамоты удивительно точно изображали события великого плавания.

Флотилия русских аргонавтов, состоявшая из шести кочей Семена Дежнева и Федота Попова и коча Герасима Анкидинова, самовольно приставшего к походу, вышла из Нижне-Колымской крепости триста лет назад — 20 июня 1648 года.

Флотилия отправилась искать морской путь на легендарную реку Погычу [19] Погычей землепроходцы называли в первых челобитных реку Анадырь. , имея на борту девяносто казаков и промышленников, довольно разных припасов, вооружения и товаров. Сильные встречные ветры мешали ходу парусных кочей, но льдов в море, к счастью, не было, и все корабли благополучно миновали Чаунскую губу. У мыса Шелагского, в ту пору неведомого, грянула первая буря. Здесь скалистый кряж Чукотского хребта обрывается в море мрачными стенами. Валы бьют в отвесные утесы, и высадиться на берег во время ветра невозможно.