Вот тут я и узнал, что приемничек объявился неожиданным образом. И на душе стало спокойно. Даже если они узнают, что в приемниках микросхемка ох как хорошо будет стоять, но раз о ней знают американцы, значит, у нас обязательно ее надо делать и в войсках применять, несмотря на слишком большую ее опасность и секретность. А раз в войсках она будет, значит, и до народа она потекет могучим ручейком, а прапорщикам микросхемы легче продавать, чем автоматы.
Вот мы и выполнили свою миссию. Домой я хочу. И Мурзилка капризничает, устала.
И вправду, как только я им все выдал, собирайся, говорят, и Мурзилку свою не забудь, поедешь, говорят, в Лефортовскую тюрьму на вечные времена.
И вывели меня за белые ручки, и подкосились мои толстые ножки, и схватило меня за мой маленький животик, и запричитала моя Мурзилка на всю Лубянку: "Не хочу в тюрьму, я домой хочу!"
Что-то наше сидение в дежурке задерживалось.
Вот уже полчаса, как нас с вещами вывели из камеры, но что-то случилось. Сопровождающие охранники были совершенно невозмутимы, а один даже, как мне показалось, улыбался, поглядывая на Мурзилку. У меня холодок пробежал по спине от мысли, уж не на расстрел ли нас ведут?
Все оказалось намного банальней - сломался конвойный фургон, и наверху решали, можно ли таких опасных преступников конвоировать по этапу в обыкновенном "воронке".
Наконец они решились и, надев на нас наручники, вывели во внутренний двор и посадили в черную "Волгу". Я сидел в центре, а по бокам были Мурзилка и улыбавшийся охранник. (Где-то я его видел?).
Как только мы тронулись, он обратился к шоферу:
- Включи музычку, а то дама по ней соскучилась.
Из динамика раздались позывные "Рабочего полдня", и затем голос ведущей этой программы:
- Отвечая на просьбы многочисленных слушателей, мы пригласили к нам в студию самого популярного у нас в Союзе и, как показали недавние гастроли по городам Европы исполнителя собственных песен, композитора и аранжировщика Дмитрия Иванова! Дима, скажи, тяжело было работать в окружении капиталистов?
Из динамика послышался странный звук, как будто кто-то прочищает горло или же хмыкает, и глухой голос сообщил:
- Конечно, нам пришлось несладко.
- На Родине, признайся, намного легче выступать? - продолжала ведущая.
- Безусловно! За кордоном, несмотря на кажущееся благополучие, постоянно чувствуешь себя как будто на передовой.
- А ведь так оно и есть!
- Да-а! И постоянное осознание той ответственности и того доверия, возложенного на меня нашим народом, не позволяли мне ни на минуту расслабиться.
- А как тебя там встретили слушатели? Ведь не секрет, что на Западе существовало мнение, что в России нет поп-музыки?
- Зритель там, конечно, не тот, что у нас. Совершенно не умеют себя вести на концертах. Вместо того, чтобы спокойно сидеть и культурно проводить свой досуг, они там беснуются в буквальном смысле, а в Ливерпуле даже произошел комичный случай, когда по недосмотру полицейских сквозь оцепление прорвалась толпа, и одна из моих поклонниц чуть меня не задушила. Когда ее спросили, зачем она это сделала, она, вы можете не поверить, сказала совершенно серьезно, что считает меня самым великим музыкантом и мечтает иметь от меня ребенка.
- Да-а! Ну и нравы у них! А признайся, Дмитрий, она была симпатичной?
- Я не успел разглядеть, но даже если так, то у меня есть невеста, и мы скоро поженимся.
- Поздравляю! Она тоже певица?
- Нет, она повар. И активная комсомолка. (Это-то Маринка? Да ее, кажется, даже из пионеров выгнали за бешеный характер!).
- О?! Я вижу, что ты не только большой знаток музыки, но еще и гурман? А раз сейчас как раз время обеда, давай послушаем для поднятия аппетита всех твоих почитателей одну из твоих песен на стихи Сергей Есенина.
Мы с Мурзиком сидели, открыв рты, и слушали есенинское "Письмо к женщине" в дикой обработке супермикросхем.
Мурзилка давно уже вцепилась мне в руку, хотя и была в наручниках, и тут в другую руку, прямо мне в ладонь, сидящий рядом со мной охранник положил что-то маленькое и холодное. Я разжал пальцы и увидел Мурзилин кулон.
И я вспомнил, где его видел - это он брал нас в гостинице и, значит, спер кулончик.
Я толкнул Мурзилку локтем в бок и показал глазами на свои руки. Мурзик в полумраке салона почти ничего не увидела, но на кулоне горел зеленый огонек, и она непроизвольно дотронулась до него пальцем. Грянул знакомый нам гром, и я почувствовал, что куда-то лечу. В момент нашего бегства из 1979 года "воронок" на наше счастье - а дальше вы поймете, почему, - уже стоял у ворот Лефортовской тюрьмы, а то бы нам пришлось плохо.
Читать дальше