Сергей Наумов - Искатель. 1977. Выпуск №1

Тасманов прислонился к косяку и стал слушать, о чем говорят разведчики.

— Они теперь драпают — на танке не догонишь, — балагурил сержант Петухов, — сбили мы их с укреплений, а дальше зацепиться не за что. Одно слово — Польша. Самая большая гора не выше Кудри…

— Прыткий ты, — капитан узнал голос Варюхина, — сбить-то мы их сбили, а оторвался от нас немец почти без потерь. И угадай-ка, что он теперь делает — контрудар готовит или окопчики на полный профиль роет.

«Толково рассуждает», — мысленно одобрил Тасманов сказанное лейтенантом.

— Чует мое сердце, за «языком» пойдем, — пробасил старшина Рыжиков, — вертите, ребята, дырки на гимнастерках…

— Отставить… — сказал капитан и шагнул к столу. — Получен приказ, — голос Тасманова звучал глухо, — обнаружить дислокацию оторвавшегося противника, его передний край, в бой не вступать. Готовьте людей, лейтенант. Пойду сам…

В землянке замерли. Идти в разведку с Тасмановым — честь и удача для любого.

Капитан чуть помедлил, рассматривая карту, и спокойно, словно учеников к доске вызывал, негромко обронил:

— Петухов… Рыжиков… Струткис… Долгих… Кудря… По три запасных диска… гранаты по рациону. Немецкий камуфляж… Вес…

Капитан вел группу вдоль перепаханной танковыми гусеницами просеки, прикрываясь лесом от возможной засады.

Немецкий маскировочный костюм сидел на Тасманове словно сшитый по заказу. Камуфлированная, обтянутая сеткой каска до неузнаваемости изменила его худощавое тонкое лицо, и только глаза, холодные и внимательные, строго смотрели в ночную полутьму.

Пятеро остальных, одетых во все немецкое, шагали гуськом вслед за капитаном, похожие выправкой, короткими «шмайсерами» и тем настороженным, цепким шагом, который рождается от долгого внутреннего напряжения. Только Долгих чуть отличался от товарищей — за его спиной горбилась рация, упрятанная в брезентовый мешок.

Они шли уже четвертый час, часто останавливаясь и прислушиваясь, готовые к оклику и к выстрелу.

Ночной лес жил вспугнутой войной жизнью. Но это были знакомые звуки, и, пожалуй, только Тихон Кудря обращал внимание на шорохи и всхлипы ночного леса.

Он шел вторым. Так распорядился капитан. Тасманов теперь знал о Тихоне все, что нужно знать командиру разведроты о своем солдате. То, что Кудря вырос на Дальнем Востоке и хорошо ориентировался в тайге, вполне устраивало капитана. Глаза и руки у Кудри были созданы для разведки — на стрельбище Тихон положил все пули в десятку.

Тасманов поверил парню, когда тот рассказывал, как поднимал зимой с отцом из берлоги медведя. Но больше все нравилось капитану, как Тихон передвигался по лесу. Как ходить могла бы одна рысь — быстро, мягко, бесшумно.

Капитан вспомнил случайно подслушанный разговор у землянки, где разведчики коротали вечер перед выходом на задание.

— Вот кончится война, на кого пойдешь учиться, рядовой товарищ Кудря? — подражая капитану, спрашивал старшина Рыжиков.

— На учителя, — не задумываясь, ответил Тихон.

— А почему не на доктора?

— Потому что все в жизни от учителя, — убежденно сказал Кудря, — он человека делает… Мир ему открывает.

Тасманов тогда немного позавидовал Кудре. Учителем Тасманова была сама жизнь. Он рано остался сиротой, воспитывался в детдоме, работал на заводе до призыва в армию. Служил на границе. Там же твердо решил не расставаться с армией, закончил пограничное училище, успел получить два кубаря — началась война.

В том, что пересеклись их пути, Тасманов видел определенную закономерность. Жесткий, суровый человек Андрей Тасманов почувствовал, что соприкоснулся с нежной и по-детски чуткой душой. Две черты привлекали к Тихону людей. Удивительная любовь к жизни, и страсть, и умение мечтать. Казалось, что этот таежный паренек испытывал бесхитростную радость бытия всем существом своим. Для него все вокруг было полно какой-то чарующей прелести, и каждая мелочь волновала и вызывала в душе его немедленный отклик.

«Ему еще предстоит стать разведчиком, — думал Тасманов, — предстоит ожесточиться, пережить первого убитого немца и похороны первого погибшего товарища. И мне всегда нужно быть рядом с ним».

Белую, с подпалинами кобылу поймал рыжиков. Он шел замыкающим и разглядел-таки в глухой лесной полутьме затаившуюся в ельничке лошадь.

Тасманов вполголоса выругал старшину, осмотрел «находку» и скоро убедился, что она взнуздана, но на заседлана.