Журнал «Если» - «Если», 2007 № 04

Не помогло.

«Бранное слово, — горестно констатировал Ф. Н. Плевако, — это междометие народного языка, без него не обходится не только ссора, но и веселые, задушевные речи».

«Отучить народ от ругательств, — утверждал склонный иногда к романтике Ф. М. Достоевский, — по-моему, есть просто дело механической отвычки, а не нравственного усилия».

Однако секрета этой механики он, к сожалению, не раскрыл.

По расхожему, но безусловно ошибочному мнению, мат мы переняли у татаро-монгольских захватчиков. На мой взгляд, он возник гораздо раньше и ни у кого не был заимствован. Но, даже если поверить в его татарское происхождение, все равно получится, что русский мат на несколько веков старше современного языка и звучал еще в древнерусском. Не зря же в нем то промелькнет форма двойственного числа, то померещится аорист. Вот и гадай после этого, кто кем засорен.

И как прикажете бороться с подобным явлением? Единственное, что можно порекомендовать, это запретить материться себе самому. Любая попытка запретить то же самое окружающим неизменно ведет к прямо противоположным результатам.

А если кто-нибудь скажет, будто помнит времена, когда усилиями патрульно-постовой службы мат был почти изжит, не верьте. Виртуознее милицейского мата я ничего в жизни не слыхивал. Так уж повелось на Руси, что с матом у нас борются матерщинники, а с алкоголизмом — алкоголики.

Относительно молодежного арго картина несколько иная.

Если происхождение матерной лексики сокрыто во тьме веков, то жаргонные словечки возникают, по сути, ежедневно. Причина очевидна: подростки не желают ни в чем походить на взрослых — и их можно понять. Кому охота походить на таких уродов, как мы?

В каком-то смысле они возвращают нам долг. Самостоятельно молодежь еще не придумала ни единого матерного словца — все богатство реликтовой лексики бережно передано ей старшими, как эстафетная палочка от наших пращуров. И вот, словно бы чувствуя себя обязанными, они одаривают зрелых людей плодами собственного словотворчества.

Происходит это двумя путями. Во-первых, мальчики и девочки, не успев оглянуться, сами становятся взрослыми, сохранив при этом свой жаргончик. А во-вторых, спасибо молодящимся старичкам, жадно заучивающим все, что слетает с языка юношества.

Большинство арготизмов — бабочки-однодневки. Однако далеко не всегда. Скажем, «нога» и «ноготь» — слова однокоренные. «Ног» — роговой нарост. Т. е. «нога» означало когда-то «копыто». А теперь представьте, как возмущались наши пожилые предки, когда молодежь называла при них ногу ногой.

Господа, не падайте в обморок, но так вот и развивается язык.

Меня всегда поражало умение фанатов правильной речи одновременно ругать подростков за выражения «отпадный», «улетный» и учреждать литературную премию имени Велемира Хлебникова, называть в его честь улицы.

Чем, спрашивается, «улетный» хуже «смеяльного»? Оба слова созданы по законам русского словообразования, и в них все исконно до последней морфемки.

Молодежь несомненно талантлива. Не в такой, конечно, степени, как дошколята, но тем не менее… Детская гениальность утрачена ею далеко не до конца. Молодежь чувствует язык, она творит его. Потом вырастет, остепенится — и тоже, глядишь, начнет бороться за чистоту речи.

Поэтому, как мне кажется, вопрос следует поставить так: стоит ли вообще (будь такое возможно) ограждать язык от молодежной лексики, перекрывая чуть ли не единственный внутренний источник новых слов? Печально, но переставшие изменяться языки мы обычно называем мертвыми.

Не нравится? Ну что же делать! Мне вот, например, не нравится технический прогресс. И тем не менее вместо того, чтобы слагать вслух звучные гекзаметры, сижу и расколачиваю кейборду.

Чуть не забыл: самое жуткое — это когда за словотворчество берутся умудренные годами люди. Тронутые известью извилины способны породить лишь разбитых параличом чудовищ. Одно только членистоногое слово «пользователь» вселяет в меня дрожь! Уж на что я ненавижу всяческую словесную немчуру, но в данном случае предпочту оригинал переводу. Юзер он и есть юзер.

Здесь мы плавно переходим к третьему пункту нашей программы.

Иноязычная лексика.

Черт меня дернул в «Манифесте партии национал-лингвистов» заявить, что-де «все города, исписанные преимущественно русскими словами, должны принадлежать России». Идешь теперь по улице и чувствуешь себя как в оккупации. А мелькнут среди обрыдлой чужеземной латиницы три родные кириллические буковки — право, на сердце теплеет. Значит, не до конца мы еще завоеваны…