Игорь Волознев - Десант на Бракемон

При появлении Дениса хирурги сразу направились к нему, а когда в их руках появились прозрачные трубки, ему всё стало ясно. Его мысль подтвердил и свободный крюк, свисавший над ним с потолка.

Офицеры развязали Денису руки. Один из хирургов подошёл справа, другой — слева, на нём задрали рукава, оголив плечи, и Денис скрючился от резкой боли: концы трубок вошли в вены на его руках. Крюк автоматически опустился ниже и один из офицеров приготовился связать пленнику ноги, чтобы подвесить на этот крюк вниз головой. Боль обожгла затылок — кто-то из хирургов вонзил трубку Денису в голову. Он закричал. Сознание его помутилось от ужаса.

Но это состояние, подобное обмороку, длилось всего мгновение. Денис вдруг резко, всем телом, рванулся. К нему неожиданно вернулись силы и энергия, переполнявшие его во время недавнего похода по Цитадели. Боль куда-то ушла. С этой минуты он снова начал действовать стремительно и чётко, хладнокровно рассчитывая каждое своё движение. Вырвавшись из рук браков, он выдернул из себя трубки и, не обращая внимание на сочившуюся из рук и затылка кровь, мощнейшим ударом кулака сбил с ног офицера, который пытался его задержать. Второму заехал ногой в голову. Двумя точными ударами отбросил оторопевших хирургов.

Для браков такое энергичное сопротивление израненного обессилевшего пленника оказалось страшным сюрпризом. Они были настолько ошеломлены, что в первые секунды не предприняли никаких действий и бросились за Денисом только когда уже он был в дверях.

Землянин со всех ног помчался по коридору. Пожалуй, даже будь он полностью здоров, он не смог бы развить такой прыти, не говоря уже о недюжинной силе и быстроте реакции, которые в нём появились. Он разметал встретившуюся толпу хирургов, промчался по какой-то длинной комнате и кинулся под ноги военному, наставившему на него бластер. Тот нажал на пусковую кнопку слишком поздно: Денис свалил его на пол, а через пару секунд вырвал у него из рук оружие и ударом приклада раскроил ему череп.

Всё же луч основательно задел землянина: на его груди и плече появились ожоги. Но Денис, не обращая на них внимание, устремился дальше.

По дороге он подстрелил не меньше дюжины браков, хотя и ему досталось. Грудь превратилась в сплошной кровоточащий ожог, горелая полоса прошла наискось по щеке, ноги были страшно обожжены. И тем не менее он был не только жив, но и чувствовал себя вполне бодро, полностью владея своими изувеченными конечностями! Всё тело его в эти минуты походило на какой-то удивительный механизм, который невозможно было сломать; все скрытые резервы, заложенные природой в человека, были проявлены сейчас в полной мере, пробуждённые чьей-то удивительной, всевластной волей. Бластерные лучи десятки раз полосовали его, но он продолжал бежать и стрелять на бегу, уничтожая браков, пытавшихся преградить ему дорогу.

Сам не зная как, он очутился в зале с огромным, во всю стену, пультом, за которым сидели пилоты. Увидев его, они вскочили. Послышались крики Посвящённых, приказывавших убить непокорного пленника. Сразу три бластерных луча скрестились на его груди, выжигая в ней страшную дымящуюся рану, но он, едва удерживая равновесие, действуя на каком-то совершенно непостижимом внутреннем усилии, уже почти не понимая, что делает, прошёл ещё несколько шагов, развернул ствол и обрушил струю огня на один из узлов пульта.

Обшивка расплавилась стремительно, в утробе пульта что-то засверкало, зал полнился дымом. Вбежавшие в отсек офицеры кинулись к Денису, но тот, прежде чем свалиться без сил, успел ещё разбить прикладом светящуюся панель. С грохотом посыпались осколки, огни на пульте начали гаснуть один за другим.

Денис, наконец, упал. Вокруг него сгрудились браки. Какой-то Посвящённый наклонился и коснулся пальцами его разбитого лба.

Офицеры и пилоты молча таращили свои выпуклые глаза на странное существо, проявившее настоящие чудеса живучести. Оно и сейчас ещё жило, несмотря на то, что всё его тело было чудовищно искалечено. Жизнь теплилась в нём, тонкой струйкой переливаясь от еле бьющегося сердца в мозг. Браки чувствовали эту струйку, но, по складу своего душевного устройства не подверженные эмоциям, не испытывали ни волнения, ни удивления, ни даже любопытства. Они просто стояли и смотрели на человеческую особь, физиология и внутренний состав которой были им отлично известны, и силились понять, почему она ещё живёт, хотя по всем мыслимым и немыслимым законам десятки раз уже должна была умереть.