Роберт Говард - Остров Смерти (Мечи красного братства - 3)

Донлер, дико сверкая глазами, набросился на меня, кольца на его пальцах, пряжка на поясе и лезвие сабли блестели в лучах заходящего солнца. Распахнутая рубашка открывала широкую волосатую грудь, и я разрядил пистоль почти в упор. Он пошатнулся и заревел, словно раненый бизон. Однако у него еще хватило сил на сабельный удар, несмотря на смертельную рану. Я отразил этот удар и рассек его голову до самых бровей. Он упал замертво к моим ногам.

Я обернулся. Правду сказать, я побаивался за девушку, но увидел, что ей удалось выбить оружие из руки Харбора. На моих глазах она нанесла ему такой сильный удар в сердце, что шпага вышла наружу возле плеча.

Еще мгновение он держался на ногах, судорожно пытаясь глотнуть воздух, потом изо рта у него хлынула кровь, и когда девушка выдернула клинок из его тела, он тяжело повалился вперед лицом, умерев до того, как его тело коснулось земли.

Элен с усмешкой повернулась ко мне.

- Однако, мистер Хармер, - произнесла она, - моя шпага делает свое дело аккуратнее и надежнее, чем ваш топор мясника. Не думала, что у Майка Донлера так много мозгов. - Она поморщилась, взглянув на тело пирата.

- Довольно! - грубо сказал я, пораженный ее словами и хладнокровием. Такие дела и в самом деле присуши мясникам, а мне это не по нраву. Пойдем отсюда поскорее; если Гувер и остальные двое неподалеку, то нам несдобровать.

- Подбери хотя бы узел с едой, глупец, - желчно ответила Элен. Неужели мы тащились в такую даль и убили двоих мерзавцев просто так?

Я не стал спорить и повиновался без разговоров, хотя аппетит мой пропал, - слишком уж не по душе мне было то, что случилось. Солнце зашло, и наступила южная темная ночь. Мы отправились обратно в нашу пещеру. Когда мы спустились с холма и море скрылось из виду, до нас донесся громкий крик мы поняли, что это вернулся Гувер с оставшимися двумя пиратами.

- Теперь до утра нам ничто не грозит, - сказала моя спутница. - Раз они на берегу, значит, мы не рискуем внезапно наткнуться на них в лесу. А они не полезут ночью в этот дикий лес.

Мы прошли еще немного, остановились и, опустившись на траву, принялись за мясо и хлеб, запивая их водой из чистого холодного ручья. Меня восхитили изысканные манеры девушки - она ела, как истинная аристократка.

Покончив с едой и сполоснув руки в ручье, она поправила свои золотистые кудри и сказала:

- Клянусь Зевсом, это отличная работа за один день для двух преследуемых беглецов! Из семи буканьеров, которые высадились на этот берег нынче утром, в живых остались только трое! Как ты думаешь, может, нам хватит уже бегать от них? Давай попытаем счастья и нападем на них сами! Трое против двоих - это не так уж страшно.

- Что ты говоришь? - изумленно переспросил я.

- Ничего, - быстро отозвалась она. - Будь это не Джон Гувер, а кто-нибудь другой, я могла бы что-нибудь сказать. Но Гувера нельзя назвать человеком - он злобен и жесток, как дикий зверь, и что-то в нем такое, отчего кровь застывает в жилах. На свете есть только два человека, которых я боюсь, и один из них - Джон Гувер.

- А кто же второй?

- Роджер О'Фаррел.

На этот раз она произнесла имя пирата так, словно он был святым или, по крайней мере, королем, и почему-то мне от этого стало досадно. Я промолчал.

- Если бы здесь был Роджер О'Фаррел, - продолжала она, - нам не пришлось бы ничего бояться, потому что во всех Семи Морях нет ему равных, и даже Джон Гувер ему в подметки не годится. Он величайший из всех мореплавателей и прекрасный боец. У него манеры настоящего кавалера, да он и есть кавалер.

- Да кто таков этот твой Роджер О'Фаррел? - грубо спросил я. - Он что, твой любовник?

Она так ударила меня по щеке, что у меня искры из глаз посыпались. Мы стояли друг против друга, и в свете всходившей луны было видно, что ее лицо залила краска негодования.

- Будь ты проклят! - выкрикнула она. - Да если бы О'Фаррел оказался здесь, он вынул бы сердце у тебя из груди за такие слова! Ты же сам сказал, что ни один мужчина на свете не может назвать меня своей!

- И в самом деле так говорят, - ответил я. Моя щека горела, а в голове все так перемешалось, что и не рассказать.

- Говорят?! А сам ты как думаешь? - с угрозой в голосе спросила она.

- Я думаю, - сказал я, как мне показалось, весьма ядовито, - что ни одна женщина не может оставаться невинной, будучи грабительницей и убийцей.

Тут же мне пришлось пожалеть о своих словах. Она побледнела, тяжело задышала, и в следующий миг острие ее шпаги коснулось моей груди как раз под сердцем.