Светлана Ягупова - Феникс

- Все-таки почему искусство анонимно? - поинтересовался Радов у Пиолы. Ведь не всегда так было. Что же случилось?

- Оно постепенно теряло имена, - объяснила она. - По мере того, как становилось все более массовым.

- Но как же без образцов, столпов, на которых шло бы равнение? II как можно следить за художественными течениями, не оперируя именами?

- А зачем следить?

- Чтобы двигать искусство вперед.

- Но зачем его двигать? - Она рассмеялась, и Радов понял, что сморозил глупость.

- Это все равно, как если бы ты сказал, что надо двигать любовь. Кстати, чем ты занимаешься в последнее время?

Радов огорчился, что она не узнала о его деле, о том, что сейчас его увлекло, захватило моделирование подводных лодок, смахивающих на глубинных рыб. Кое-кто считал это увлечение детской забавой, да и он с удовольствием вернулся бы к медицине, но та почти полностью переключилась на репликацию, к чему до поры до времени его не допускали. Одна надежда на Лера. Поскорее бы возвращался Таир Дегарт - так хочется приобщиться к таинственному и святому делу.

За спиной Радова сидели Ирик с Элинкой. В их разговоре мелькнуло незнакомое ему слово аурана. Боясь прослыть и вовсе невеждой, не спросил, что это такое. И все же любопытство одолело, на ближайшем привале он подкатил с этим вопросом к Добу, но тот буркнул, что об этом лучше не рассуждать, это нужно пережить, как особое состояние организма. Нужна ситуация, а она может не сложиться.

Вероятно, речь шла о биополях. Радов физически ощущал их, когда компанию обуревали какие-либо чувства. При спорах с Добом он отскакивал от него так, как если бы тот был заряжен электричеством. Зато с каким удовольствием купался в нежном излучении Элинки и сложном, многообразном поле Пиолы! Биополе Нисы, стоило подойти к ней на шаг, успокаивало и утешало в минуты ностальгии по прошлому. У Пита можно было подзарядиться неистощимым двигательным рефлексом, у Ирика - глубокой сосредоточенностью, и когда он намеренно подключался к его полю, предметы обретали как бы еще одно измерение, все вокруг воспринималось с оттенками, объемно и с философским настроем.

Однажды он поинтересовался у Пиолы, каково ощущение от его поля. Блеснув глазами, она сказала:

- Надеюсь, ты не считаешь себя пустым местом? Твое поле довольно сложное: податливое, гибкое и в то же время капризное. Такое противоречие привлекает.

На седьмой день путешествия случилось то, чего с нетерпением ожидали все и что, оказывается, могло и не произойти. А предшествовало этому событие, которое чуть было не стоило Радову сильной боли.

Неподалеку от горного селения, напоминающего земную деревеньку где-нибудь в Кападокии с ее домами, вырезанными в скалах из розового туфа, находился заповедник, рядом с которым они решили сделать привал. Заповедник славился редкой породой когда- то давно выведенных животных, так называемых сурнулов. В путеводителе Радов видел фотографию этого зверя, и тот очень впечатлил его. Издали - общим планом - средней величины лошадка, но морда... Нечто лицеобразное, и сразу вспоминались мифические кентавры.

Остановились в полукилометре от заповедника, на берегу тихой речки, неподалеку от гористого леска.

В одном из южных городов Пиоле кто-то подарил забавного пумпа с двумя голубыми пятнышками на серебристой шерстке, и он то и дело требовал ласки своим переливчатым, застенчивым смехом, таким не подходящим его взбалмошной натуре. Все по очереди теребили Аха, бегали с ним наперегонки, купались в речке, с упоением дыша настоянным на травах воздухом.

К вечеру высыпали крупные звезды.

- Вон там Земля, - указала Пиола на восточную часть неба, и все смолкли.

На плечо Радова легла чья-то рука, он обернулся - рядом стоял Доб, взглядом разделяя его печаль. Радов предложил разжечь костер, как это делали их предки, и сварить для пумпа уху. Но оказалось, что и этот зверек питается искусственными пилюлями. Тем не менее Элинка с Питом ловко разложили уже собранный валежник - как все репликанты, они обожали костры.

Пиола вдруг спохватилась, что пумп куда-то исчез.

- Он может заблудиться или попасть под копыта сурнулов, - встревожилась она и, ахая, побежала куда-то в ночь. Радов поспешил следом, тоже громко зовя Аха, но паршивец не появлялся. Белое платье Пиолы мелькали перед ним, притягивая и маня, и он быстро шел за ней с неожиданным туманом в голове, едва сдерживаясь, чтобы не броситься догнать ее, обнять, ощутить ее грациозную тонкость и тепло не только зрением. Внезапно она остановилась, шагнула в сторону, и в руках ее заблестел пушистый клубок.