Светлана Ягупова - Феникс

Часть 3

Чрез человека

Он знал, что сидит в кресле, опутанный электродами, датчиками, но душа или то, что называют ею, далеко за тридевять земель отсюда. Зрительные образы, настолько яркие, что вызывали чувственные ощущения, обволакивали его, втягивали в действие, и он порою терялся: где все-таки находится, на Эсперейе или на Земле?

"Ну почему, - отчаянно билась мысль, - почему лишь вдали от родной планеты можно в полную меру, с такой восторженной силой и глубиной постичь земные зори, бесконечность степных пространств, торжественность храма лесов, синеву неба и вод? Почему, лишь потеряв то, что дорого сердцу, осознаешь суть утраченного?"

Брызги прибоя окатили с ног до головы. Он сделал шаг назад, разбежался и бросил тело в сверкающую зелень волн. Солнце обнимало воздух и расплескивало свой неистовый жар, превращая его в ласку и тепло, "Хорошо, хорошо-то как!" - бормотал он, энергично загребая руками. Обернулся к полоске пляжа и не узнал его: величавый березовый лес раскинулся на том месте, где минуту назад был желтый песок. И выходил он уже не из пенного прибоя, а шел босиком по росной траве. Слева, из стеклянной глубины озера, медленно поднималось раскаленное светило, превращая белесую долину в розовую утреннюю праздничность. Смущенно заалели стволы берез, шустрая звонкая пичуга протренькала всему миру, как чудесно жить на Земле. Он вошел в лес, и все вокруг затрепетало, зазвенело в золотом ливне льющихся сквозь листву лучей. Он шел и шел напрямик, впереди мерцали дрожащие в утреннем мареве деревья, и не было конца их стройным рядам. Вдруг лес распахнулся, и он оказался в родительском доме, где мать подавала тарелку дымящегося ароматного борща, а напротив сидел отец и шуршал газетой. Сам же он был мальчишкой с ободранными, загорелыми до черноты коленками и ссадинами на руках. И так хорошо, так покойно и благостно было на душе оттого, что родители живы, что борщ вкусен, а за окном ждет дружок Вовка со спиннингом и пластмассовым ведерком.

Потом опять все заволокло туманом, из которого медленно выплыл нежный овал девичьего лица. Легким касанием руки девушка повернула его голову, и он увидел в кресле мужчину средних лет, такого розовощекого, будто тот выскочил из-под душа высокого давления. Человек сидел под приподнятым прозрачным колпаком и пристально разглядывал его: очень знакомый лоб, губы, глубоко посаженные глаза... Долго вглядывались друг в друга, пока наконец пришло понимание, что смотрит в зеркало.

- Стас Радов, вы слышите меня?

- Лия? - узнал он лаборантку, - Никак не привыкну.

- Пора бы. - Ему подали стакан магнитной воды. Он кивком поблагодарил и заметил, как пальцы судорожно сжали стакан.

- А где остальные?

- Убедились, что все в порядке и ушли в двадцать пятую. Там сложная ситуация.

Пальцы рук и ног слегка покалывало, суставы окостенели, трудно было повернуть шею, согнуть колено. Он знал, что через полчаса это исчезнет: уже второй раз проходил процедуру КО - клеточного обновления, и всегда такая неприятная реакция. Вновь посмотрел в зеркало. Житель Эсперейи, восставший из праха, - незримо было начертано на его лбу. Точнее, житель Земли, ибо именно с Земли доставляли на Эсперейю контейнеры с реплигенами землян.

В кресле КО обновлялось не только тело - память с особой остротой возвращала первую жизнь. Почти месяц как бы заново переживаешь ее отдельные эпизоды, яркие до иллюзий В эти дни его комната наполняется голосами друзей и недругов, любимых женщин, близких и родных, безвозвратно утерянных, а теперь оживших не только в памяти, но и в надеждах, которым, быть может, со временем суждено сбыться.

Лия развернула его кресло и включила голограф с программой космических пейзажей. Он усмехнулся: девушка все делает по инструкции, но ему вовсе не хочется развлекаться. Попросил выключить Экран погас и еще с полминуты переливался цветными тенями

То, что ему не просто вернули жизнь, а задействовали резервные миллионы мозговых клеток, которые раньше были отключены, он понял в первые же дни репликации, шесть лет тому назад. Расщепление сознания оказалось ничем иным, как способностью организма жить на нескольких регистрах, и он без особых усилий переключался с одного на другой. Тот, первый человек помнил земные рассветы и закаты, запах асфальта после дождя, детскую нежность ребенка и улыбку жены. Второй с жадностью осваивал жизнь в новом мире, не уставая удивляться каждому дню.

Ощущая себя то землянином, то эсперейцем, Радов, однако, не входил в конфликт с самим собой. Тоска землянина по прошлому гармонично переливалась в активную деятельность эсперейца.