Вениамин Яковлев - Мальчик Толя в стране идиотов

* * *

Рожали и зачинали идиоты так: с разбегу они бросались навстречу друг другу и потом с полчаса стояли, тесно прижавшись пастями, винтами, ртами и всем, чем хотели, потом навсегда расходились, изрыгая брань на непонятном им языке, и тот робот, который был меньше ростом и первым разжимал металлические объятия, вскоре выбрасывал из себя маленького удавчика, косточку, из которой впоследствии выходил новый идиот.

После родов нового живчика помещали в камеру "Инкубатор", где растили в тепле, пока юное тельце не обрастало винтиками и болтами и становилось настолько неразболтанным и политически благонадежным, чтобы ходить на работу и тратить деньги по расчету, так, чтобы до смерти хватило, а желательно ещё и после, лет на сто. Ведь кормили верующие в загробную жизнь египтяне свои мумии, ставили около них горшки с пищей.

* * *

Были идиоты так умны, так умны, что Толя не то что не мечтал стать сродни им, но числился бесперспективным дебилом и ходил в школу для духовных недоносков, во главе которой стояла очкастая профессорша по имени Сумасшедшая Крыса. Крыса страшно кусалась, и после её укуса дети смирнели; по этой причине и оставалась Крыса директоршей такого заведения с дурной репутацией, школы для дебилов-недоносков.

Сестрицу Толи звали Пилюля. Пилюля была институтка, скучная и надоедливая, так и хотелось проглотить её, чтобы однажды её совсем не было, но было это невозможно: распоряжаться жизнью и смертью роботов мог лишь заведующий Магазином, патриарх тамошних, Отцепарх Автопаркович Хоррорвакуев, или попросту Лютый Страх Пустоты: дули в него, дули и обнаружили однажды записку со словами: "После меня - хоть потоп. Ной", отчего некоторые так и прозвали его Ноем, а всю планету соответственно Ковчегом, спасшимся от потопа исключительно в виду хозяйственных способностей главного градостроителя г-на Ноя Хоррорвакуева.

Ной был сильный человек, видавший виды, много литературных и художественных видов; прошел он школу Босха, т.е. жил на всех тех картинах, которые нарисовал блаженной памяти художник шизофреник, и поэтому, слывя многоопытным шизо, пользовался заслуженным уважением в среде идиотов, оттого так продвинули его по службе и вверили ему целый троллейбусный парк страхов и душ, привязавшихся к болтам и винтикам.

О душах весьма занимательно.

Толя был пуст, как грусть, и гол, как сокол, и однажды ему явилась душа его, очень напоминавшая Толю. "Ты кто?" - спросил мальчик. "Я твоя душа. Хочешь, я войду в тебя?" - и Толе стало так тепло... Захотелось ему погреться у печки души своей.

Как только душа вошла в Толю, его стали окончательно чуждаться, и даже в таком гнилом заведении, как школа для дебилов и недоносков, поместили в изолятор, где автоматический молот бил его по макушке каждые пятнадцать минут, затем другая авторука мазала место, что-то туда сыпала, смазывала, следовал новый удар молотом по тому же месту, смазка, рубцевание - так Толю лечили от скудоумия.

"Ум... Аум... ОМ..." - какие-то страшные шорохи отдавались в кленовой душе тонкострунного Толи, и в нем зрело что-то всем чужое, глубоко ненавистное, непонятное никому...

* * *

Мама Толи Алиса Техно Порно была в прошлом Афродитой из какого-то старого заброшенного сарая, где совокуплялись оголтелые маньяки, не найдя себе места ни в сумасшедших домах, ни в домах презрения, ни в публичных. А кто валялся в канализационной трубе, что проходила под городом; туда хмурый сторож Паникадило, рыжий и подвижный, как заведенная статуя, сбрасывал по утрам опустошенные тела любовников - каких-то ос, коз, самок, самцов, короче, существ, совершенно непонятных Толе, далекому от человеческих страстей.

Когда Толя ходил в туалет, то запирался в кабинке и плакал: единственное место, где он мог предаваться воспоминаниям и мечтам без страха, что его повесят, или растопчут, или раскатают как тесто.

А было что вспомнить Толе: детский сад, няню Запеканку и другую молодую надсмотрщицу, Яичницу. Запеканка была очень доброй няней, а Яичницу никто не любил, она носила очки и лицом напоминала яичницу, т.е. была мучима детородной генетической мыслью о том, как из двух инкубаторских яиц получилась такая непонятная мешанина в виде её лица и образа.

* * *

От описания жизни и быта планеты Идиотов я избавлен, потому что тамошние придворные художники, Брейхель и Босх, идеально изобразили нравы своих соотечественников.

Вся планета располагалась на огромном корабле, который однажды вместо того, чтобы пойти ко дну, сел на мель. В трюме находился один святой, и по сей день его не выпускали, держали его долгие века в трюме, и можно сказать, что ветхая планета только оттого функционировала - клеточки её детородные и уродливые - что на них молился святой, блаженный старичок с длинным крючковатым носом.