Аскольд Якубовский: Последняя Великая Охота

И ахнул. Пустыня лежала предо мной! В ней ходили миражи и даже торчала пальма. Бред какой-то.

Я встал и пошел к ней. Впереди меня - по песку! - бежало животное. Собаковидное.

Шакал?.. Он самый. Зверь сел и начал чесаться. По-видимому, пустыня или что там еще (я лягнул песок) не спасают от блох.

Зверь чесался долго, постанывая от наслаждения. Вырванные когтями шерстинки падали на зернистый красноватый песок.

У пальмы заревел лев.

Его глухое, утробное рычание пронеслось над песком.

Лев рычал, а я ухмылялся: отличный бред! Но опомнился. Был ящер, теперь вот лев, а я без ружья.

И побежал за ружьем к станции, неуклюже загребая ногами, не понимая, отчего мне так неудобно бежать. Пока не догадался, что мешает песок.

Песок!.. С мелкими камешками!.. Нагретый солнцем!.. Я споткнулся и упал. От меня пробежала ящерица, узенькая и серая. А рядом с локтем пошевелилось то, что мне казалось галькой. Откуда здесь галька?

Она приподнялась. Над песком оказалась голова змеи, к тому же с рожками.

О великий космос, рогатая гадюка! Такие водились в африканских пустынях.

Змея потянула по песку тугое плетеное тело. И перед нею, наискосок от меня, пронеслась стайка кистехвостых тушканчиков. Крохотных. Желтых.

Они скакали торчком, на задних лапках, с быстротой низко пролетающих мелких птичек.

...Лев подошел к станции. Он ходил вокруг, нюхал и царапал стальную дверь. Бил ее лапой.

А с другой стороны двери сидел я - на полу и с пустой бутылкой в руке, пьяный в дым, с вставшими дыбом волосами.

Мы так и проснулись утром - я у двери, с тяжелым, затекшим телом. Лев спал с удобствами - лежал в песке, грива его растрепалась.

Но я проснулся раньше его, успел открыть дверь, увидеть и снова прикрыть ее: лев спал. Громадный... Цвет он имел не желтый, как я читал, а рыжеватый. Грива была черная и спутанная.

Я взял бластер и вышел.

Я гнал себя вперед с лестницы, а не мог оторваться от двери. Шагах в десяти от меня поднимался с песка лев. Вел он себя мирно - встряхнул шкуру, сел и зевнул, стукнув зубами. И заметил меня. Глаза... В них появились острые точечки.

Он сидел - и вдруг красная вспышка. Лев прыгнул, летя прямо в меня. Как ракетный снаряд.

Я нажал спуск: удар бластера далеко осветил местность, а лев погас и упал на ступени, смял нижнюю. Остыл песок через час (который понадобился мне на схождение с пяти ступенек вниз). Я обошел горелую тушу льва, потрогал, растер в пальцах опаленные волосы и понюхал пепел. Лизнул его.

Будь я вполне трезв, я бы, наверное, сошел с ума и бегал по пескам, визжа, как ополоумевшая обезьяна (у которой случайно я убил детеныша и она свихнулась с горя).

Но с непробиваемым самодовольством пьяного я освидетельствовал останки льва и даже попытался раздавить каблуком чрезвычайно твердого скорпиона.

После чего прошел к оазису. С идиотской ухмылкой (так я и чувствовал ее лицом - идиотская!) я потрогал пальму и вымыл руки в родничке. Но пить из него не решился, ушел.

И вот, завтракая, сидя в обществе кружки чая и баночки тушеной свинины, я задумался. Что делать? Вокруг пустыня, я должен быть готов к приходу других львов. Они - дичь. Изничтожать их бластером свинство!

Итак, есть великолепная дичь и ружье, пулевое. Желательно иметь ружье с дробовыми зарядами на случай прилета разных птиц. Какие птицы жили в африканских пустынях?

Позавтракав, я занялся отливкой свинцовых пуль. Хотя и мог бы поручить это роботам. Но я их делал сам, весело присвистывая при этом. Плавил свинец, снимал пенки гари.

Я лил пули, не веря ни льву, ни пальме, ни себе.

К вечеру у меня было не только старое, но отлично сохраненное ружье предков, но и десяток зарядов к нему. И к вечеру же стая шакалов основательно обработала горелого льва. Даже череп разгрызли.

Затем пустыня исчезла. Ночью.

Так все произошло - набежали тучи, пошел дождь, казавшийся нескончаемым. В шорохе и плеске его зазвучали голоса и шаги. Чудилось пролетали гуси, огромные их стаи. Затем мимо станции бежали крупные какие-то животные, должно быть, антилопы - ороби, еланды, топи, импалы, газели... Поревывали охотящиеся львы.

Затем остался только водяной плеск.

Я прислушивался, но не выходил. Сидел, перебирая кристаллы охотничьей библиотеки.

Меня интересовала пустыня. Пришлось свериться с геоландшафтами, просмотреть справочники, отвечать на вопросы возбужденного мозга.

Скрывать не буду, просмотрел и литературу о психозах. Но Панков, Вайс, Кумира молчали о материальных феноменах. Ничего? Так, так... И до самого конца я не мог отмести соображение, что все охоты - моя роскошная галлюцинация. Такая превосходная, что я видел в ней и льва, и кости его, даже песчинки.