Песах Амнуэль - Лишь разумные свободны

— Хотелось бы выпить, — сказал я. — После погружения у меня всегда такая сухость во рту, будто в пустыне…

Удивительно, но в кухню отправился Фарамон, женщины продолжали сидеть неподвижно и смотреть на меня. Сел и я. Мы молча подождали, пока астролог-пророк принесет поднос с чашками, я отпил глоток — это оказался чуть подсахаренный сок какого-то растения, наверняка из местных, вкусом чуть похожий на сок манго, но менее мясистый и куда более приятный. Я уже успел уложить на полочках в своем сознании все, что мне показал компьютер в освобожденных файлах, успел придти к определенным выводам — тем более, что, как мне казалось, именно к таким выводам меня подталкивала и госпожа астролог. Я надеялся, что подсознание мое, обычно куда более раскованное, не пришло к иному, противоположному, заключению, и что, начав говорить, я не почувствую нелепицы своих рассуждений.

— У вас мощная фантазия, — с уважением сказал я, и Ландовска сделала знак рукой, давая понять, чтобы я обходился без комплиментов, а сразу перешел к делу.

— Возможно, вы и правы. Возможно, действительно, мир, Вселенная, человечество в прежние времена имели куда меньше степеней свободы, куда меньше возможностей выбора, и потому предопределенность событий была значительно более высокой, чем сейчас. Возможно. Но я не понял, какое отношение эта ваша философская идея-фикс имеет к исчезновению Лучано Грапетти, гибели «Альгамбры» и проблеме близнецов в целом.

— Правильно заданный вопрос, Максим, — сказала Ландовска, — это уже половина ответа.

— Тривиально, — заявил я. — Вы хотите сказать, что сейчас я задал вопрос правильно?

— Почти. Вы ведь все равно не делаете различия между мной и Фарамоном. Для вас мы оба — просто жулики, паразитирующие на потребностях наименее развитой части населения.

— Какие слова! — воскликнул я. — И какой пафос! Послушайте, Ванда, я ничего подобного не думал с самого начала. Меня попросту не интересовали ваши профессиональные достоинства. Я занимался и занимаюсь иной проблемой…

— Не иной, Максим. Той же самой.

— Лучано исчез потому, что это было ему предсказано?

— Не потому что… Как по-вашему, Максим, кто из нас двоих лучше умеет предвидеть будущее — я или Фарамон?

— Фарамон, — ответил я, потому что Ландовска ждала именно такого ответа.

— Конечно, — согласилась она. — Цивилизация на Альцине находится на гораздо более примитивном уровне развития, чем человечество. Именно поэтому здешний пророк способен предвидеть и собственные поступки, и поступки клиентов, которых у него немало, на многие годы. Без всякой астрологии. Астрология лишь помогает, служит доказательством, если Фарамону нужно кому-то что-то доказать. Для меня же единственным способом оценивать будущие события является именно астрология, интуитивное знание мне лично мало что дает. Понимаете?

— Пожалуй, — с сомнением кивнул я. — В момент возникновения Вселенной, в момент, когда взорвался кокон, состояние мироздания было полностью определено от Начала и навеки, вы это хотите сказать? Согласен, но этой теории уже лет двести…

— Не только состояние… — начала Ландовска.

— Я продолжу, — перебил я. — Конечно, не только состояние в момент «нуль». Были определены все векторы развития. Возникнув, Вселенная могла развиваться единственным способом. Никакого выбора. И так продолжалось долго — миллиарды лет. Неразумная Вселенная летела в собственное будущее по узкой колее, из которой не могла свернуть. Механистическое мироздание Лапласа. Давно пройденный этап. Забытая модель.

— Так уж и забытая, — сказала Ландовска. — Вы-то ее помните. И я тоже.

— Наука ее забыла, — пояснил я.

— Ну и напрасно… Давайте, Максим, я продолжу сама. Вы уже почти подошли к правильной идее, но готовы опять свернуть в сторону. Сейчас, я надеюсь, вы меня поймете.

— В отличие от прошлого раза, — вставил я.

— Именно. Тогда ваши мысли перемещались в иной плоскости, вы совершенно неправильно интерпретировали все, что я говорила.

— Давайте, — я сделал приглашающий жест и поднес к губам чашку с напитком.

— Мир был полностью предопределен в момент «нуль». Через миллиард лет на Земле появился человек. Существо со свободой воли.

— До этого были животные, — напомнил я.

— Ах, бросьте! Это у животных свобода воли? Поведение животного имеет причины, которые натуралист может, в принципе, вычленить и описать. Если ученые этого не умели делать, то это была беда науки, но вовсе не объективная истина. В животном мире предопределенность просто менее явная, поскольку причины переплетены гораздо более сложным образом, и их переход в единственно возможные следствия скрыт за огромным числом одежд… Только человек, да и то не сразу, смог быть свободным.