Александр Колпаков: Сборник "Последний лемур"

Руссов всё-таки пошёл опять к атомоходу, мучительно размышляя о том, как найти выход из этого отчаянного положения. Носить по одному человеку к звездолёту? Одиннадцать раз туда, одиннадцать раз обратно… двенадцать километров и ещё двенадцать километров… почти триста тысяч шагов, причём половину пути с тяжёлым грузом… Он понял, что это ему не под силу…

Так же как и в земных тропиках, ночь здесь наступила внезапно. Он ощупью нашёл защёлки и в раздумье откинул пластмассовые борта атомохода.

«Тупица! Вот платформа для перевозки! Борт!» Догадка окрылила Руссова. Он быстро нашёл необходимые инструменты и, включив нашлемный прожектор, снял боковые борта атомохода. Яростно орудуя инструментами, он пробил на передней кромке каждого из бортов по два отверстия, продел в них гибкий канат, благодаря судьбу за то, что он оказался в ящике запасных деталей, и, впрягшись в лямки, почти бегом потащил обе «платформы» к чернеющим вдали телам товарищей.

Руссов бережно разместил тела товарищей на обоих бортах и со вздохом подумал о том, что, пожалуй, оба «поезда» сразу ему не свезти. На каждом листе — шесть человек, полтонны драгоценного груза. Он напрягся и потянул одну из платформ.

Она тяжело сдвинулась с места. «Это нелегко… но нужно довезти… надо». Он решительно впрягся в первый «поезд».

Стало совсем темно. Нашлемный фонарь бросал вперёд дрожащий, неверный луч света. Первобытный лес встретил его мраком, зловещим, насторожённым молчанием, изредка нарушаемым сонным хлопаньем крыльев уснувшей птицы да какими-то неясными шорохами. Он внутренне содрогнулся, но вскоре успокоился, вспомнив, что у него есть мощный атомный излучатель. Он остановился, взял излучатель и передвинул рычажок генерации излучений на красное деление. Теперь излучатель мог своим лучом расплавить самые твёрдые породы.

Руссов останавливался через каждые сто метров.

Его сердце отчаянно колотилось, не хватало дыхания, каждый новый шаг вперёд был мучительной пыткой. Нечеловеческие усилия, которые он был вынужден прилагать, чтобы тянуть вперёд тяжёлый «поезд» с астронавтами, вскоре окончательно истощили его. Мускулы ног и рук отказывались повиноваться. Лямка невыносимо резала плечи, плотно вдавившись в упругую ткань скафандра. Но он шёл, тяжело переставляя ноги, делая в час не более километра. Лесу, казалось, не будет конца. Он потерял представление о времени и месте, но всё шёл и шёл, спотыкаясь, падая, вставая, чтобы сделать два-три судорожных рывка вперёд, и снова падал. Наконец он упал, попробовал подняться и не смог. Тяжёлый сон сковал его усталое тело.

…Проснувшись, Руссов не сразу вспомнил, как попал в эти места. Уже брезжил рассвет. Верхние листья растений затлелись золотыми искрами, впереди в просветах деревьев зеленело небо. Он тупо посмотрел на одеревеневшие руки: пальцы распухли, а ладони болезненно горели. Удивлённо вглядывался он в просыпающуюся красоту чужого утра. Оказывается, он уже почти достиг границы леса. Почувствовав прилив энергии, он встал, смахнул капли росы, растёкшиеся по стеклу шлема, и снова двинулся вперёд. Вдали у горизонта уже сверкал корпус «Паллады». Он достиг звездолёта за каких-нибудь пять часов, но у входного люка силы оставили его.

Он снова упал и, обессиленный, целый час оставался недвижим.

В конструкции входных и выходных люков было предусмотрено всё: едва он осторожно нажал диск, скрытый в углублении корпуса, как со звоном отскочила крышка люка и сразу же мощно загудел воздушный поток биологической экранировки. Автоматический подъёмник доставил его и платформу с товарищами в первый тамбур. Люк мгновенно захлопнулся. Во втором и третьем тамбурах биологическая обработка, автоматически производимая особыми аппаратами, уничтожила всё живое, что могли они занести с собой на поверхности скафандров.

Так как его страшно мучила жажда, он поспешил снять шлем и жадно выпил целый термос «звёздного нектара». Потом бросился освобождать товарищей из скафандров. Перенося в анабиозную ванну Светлану, он с болью в душе чувствовал, как холодны её руки, и, прежде чем закрыть прозрачную крышку гипотермического резервуара, поцеловал в ледяной лоб.

— Ты будешь жить… — прошептал он. — Мы должны победить смерть и космос…

Пока он торопливо утолял голод, глаза его не отрывались от экрана. Со слепой точностью телепередатчик продолжал описывать свои круги над атомоходом, неизменно посылая в звездолёт изображения. Атомоход со снятыми бортами напоминал раненого зверя. Второй «поезд» с астронавтами по-прежнему темнел у опушки леса. Это успокаивало Руссова: звери чужого мира не тронули людей за время его отсутствия. По океану шли гигантские валы, свежий ветер срывал гребешки пенных волн.