Журнал «Если» - «Если», 2009 № 02

«Мирись, мирись, мирись и больше не дерись…»

— А? — сказал я спросонья.

— Я ведь чего шел-то? — пряча глаза, напомнил он. — Дело у меня к вам.

Да, верно. До дела у нас так и не дошло. Я сел на раскладном своем ложе, протер глаза.

— Ну, — буркнул я. — И в чем оно состоит?

— Только имейте в виду, — предупредил Ефимыч. — Я — простой работяга. Я попросту.

«О Господи! — подумал я. — Снова здорово! Как его голоса терпят?»

— Вот вы безработный, — сказал он. — И жить вам не на что.

Я помял виски, поморщился. Ефимыч истолковал мое движение не совсем правильно и шустро наполнил стопки.

— А я, как в детстве учили… Языком болтать не умею…

— Только руками, — сипло подсказал я.

— Да, — сказал Ефимыч. — Только руками. Вот у вас — получается… Иной раз так слово вывернете, что… — он пожевал губами, — …даже в голову не придет! — Принял коньячку, замолчал, выжидательно на меня взглядывая. — Ну так как?

— Что «как»?

— Ну не могу я больше! — взмолился он. — Они ж меня о таком спрашивают, что с ума сойдешь! Начнешь отвечать — люди шарахаются. Как от чумного какого. А вы безработный…

— Стоп! — скомандовал я. — Вы что хотите? Пересадить эти ваши голоса из своей головы в мою?

— Да, — обреченно сказал Ефимыч. — Хочу.

— Так, — проговорил я и поднялся с койки. — Пойду самовар поставлю…

Выйдя в кухню, разжег конфорку — и выразительно на нее посмотрел. Дескать, ничего себе, а? Водрузил чайник на огонь и, сокрушенно покачав головой, вернулся в комнату, где изнывал в ожидании Ефимыч.

— Так, — повторил я, садясь напротив. — Значит, решили уволиться…

— Да! — выдохнул он. — Сил моих больше нет.

— А жить на что собираетесь? На пенсию?

— Ну жил же до сих пор! И потом… я уже вон сколько заработал…

— Сколько?

Он взглянул на меня с опаской.

— Да как… — уклончиво молвил он. — Вот на Центральный район меняюсь. С доплатой. И еще кое-что останется…

Что ж, это мудро. С нынешней его репутацией в нашем дворе оставаться не стоит. Разумнее перебраться куда подальше.

— И защищать больше не будут…

— Защищать не будут, — подтвердил он.

— А мою кандидатуру вы уже с ними обсуждали?

— Да! — с жаром сказал Ефимыч. — Они согласны. Дело только за вами.

В кухне весьма своевременно заверещал чайник, что дало мне повод удалиться, выгадав краткую отсрочку.

Сказано: возлюби ближнего, как самого себя. Я не люблю себя. Жалеть иногда жалею, а любить не люблю. Не за что. Таким образом вышеупомянутая заповедь Христова соблюдается мною неукоснительно.

Однако нелюбовь к ближним вовсе не подразумевает жестокости в отношении кого-либо из них. А любой мой ответ в данном случае прозвучал бы весьма жестоко. Наиболее милосердным представлялось твердое «нет».

Ну вот, допустим, отвечу я: «Да». Голоса, естественно, никуда от этого не денутся — и поймет Ефимыч с ужасом, что никакой он не чичероне, а самый обычный псих. Еще не дай Бог что-нибудь над собой учинит. Мучайся потом из-за него…

Впрочем, поймет ли? Может ли вообще психопат чистосердечно признать себя психопатом? Наверняка извернется, выкрутится, что-нибудь придумает и останется прав во всем. Да и голоса, конечно же, его изнутри поддержат: отбой, дескать, никого нам, кроме тебя, Ефимыч, не нужно. Нет такого второго во Вселенной.

Есть, кстати, и другой вариант. Я говорю: «Да», — и голоса умолкают. Где-то я даже читал о подобном способе лечения. Правда, не исключено, что вместе с ними Ефимыча покинут и его гипнотические способности, однако не думаю, чтобы он об этом когда-нибудь пожалел.

С большим чайником в левой руке и с заварочным в правой я вернулся к столу.

— Ну? — затрепетав, спросил меня Ефимыч.

На мое счастье, я сначала избавился от кипятка и лишь потом сказал:

— Что ж с вами делать… Согласен.

«Тогда давайте обсудим условия», — отчетливо прозвучал в моей голове приятный мужской голос.

Как все это было давно…

Я останавливаю свой «форд» напротив здания с колоннами, что, конечно же, чревато штрафом. Ладно, штраф так штраф. Кто бы протестовал!

— Дума, — с удовольствием оглашаю я, захлопывая за собой дверцу и простирая ладонь к колоннаде. — Это где думают.

— О чем? — неслышно спрашивают меня.

— Предполагается, что о народном благе.

— Кем предполагается?

— Теми, кто думает.

— Это соответствует действительности?

— Ну, не все так просто, — со снисходительностью истинного чичероне изрекаю я. — Конечно, каждый думает исключительно о своей выгоде и о своей карьере. Но из множества этих мелких дум складывается одна общая дума о народном благе.