Журнал «Если» - «Если», 2005 № 05

— И послушайся доброго совета — переезжай в наш отель. Это он так считается — отель, на самом деле там живут постоянно.

— А зачем?

— Ты ведь подписку о неразглашении давал?

— Ну?

— Так в отеле разглашать некому, все свои.

— А личная жизнь?

Тимур расхохотался.

— По-твоему, в отеле штаб-квартира полиции нравственности? Да живи с кем хочешь, лишь бы не во вред делу!

— А если разболтаю?

Тимур вздохнул.

— Ты не забывай, где работаешь, — напомнил он. — И телочке твоей чистку проведут, и тебе. И проснешься ты в общинных мастерских, дурак дураком… Погоди, не гоношись! Ты еще ничего такого не знаешь, что можно разболтать!

Руслан отпустил дверную ручку.

— Я тебе еще раз говорю — здесь не так уж плохо. И ты делаешь очень важное дело. Действительно важное — потом поймешь. Просто об этом не надо кричать на всех перекрестках. Помнишь, по телеку сюжет показывали, как террористы театр захватили?

— Помню.

— Там тут же перед театром дивизия журналистов образовалась. Серьезные люди приехали, спецназ подтянулся. Надо что-то делать, надо переговоры вести — и, помнишь, как они ход через подвалы искали? А пресса, мать ее, как только что-то краем уха услышит, так всей дивизией в мобилки орет: спецназ, мол, справа и сверху решили пустить! А террористы эти сообщения перехватывали… Сколько человек они там расстреляли, пока газ пустили? Это не у террористов на совести, это — у болтунов на совести, мать их так и перетак!

Тимур завелся всерьез, а когда выругался, вскочил и отошел к окну.

— Ты чего? — совсем нелепо спросил Руслан.

— Сестренку у меня там положили, двоюродную, я еще маленький был… Теперь — ясно? Я как слышу слово «фанатик», у меня ширма задвигается… Поэтому я тут.

— Давай лучше объясняй, что делать надо, — помолчав, попросил Руслан.

Он полагал, что в рабочем процессе догадается, какая связь между фанатиками и буквой «М».

Тимур подошел к столу. Там лежали вразброс детские рисунки, фотографии, большие и маленькие, небольшие альбомчики, картонные игрушки, а также немалая куча игрушечного оружия, и из яркого пластика, для самых маленьких, и черного, почти как настоящее.

— Сейчас я тебе текст дам. Прочитай и подбери к нему по ассоциации фактурку.

Он вывел на монитор текст, Руслан сел в кресло и принялся читать.

«Я помню, как залезла под лестницу и нашла там большую кучу еловых шишек. Теперь я понимаю, что их приготовили для растопки. Это для нас была дача, а кто-то там жил и зимой, топил печку… печку помню, мы как-то открыли ее и что-то туда спрятали, что-то очень важное, кажется, пистолеты и пистоны… Я не помню, наверное, Лешка их потом вынул, я не вынимала… Лешка и Генка стащили мою куклу, потом мы с бабушкой всюду ее искали, вот почему я полезла под лестницу. Лешка был рыжий, говорили, что в деда. Генка был, как я, темненький и выше Лешки. У него были вельветовые штаны и серая майка».

Текст делился на четкие фрагменты, это был первый. Руслан прочитал и хмыкнул.

— Я уже начал работать, — сказал Тимур. — Так, что мы имеем? Кукла, пистолеты, пистоны, шишки, лестница. Ты давай делай список, все это понадобится. Привыкай: читаешь и тут же выписываешь.

«Там еще коза была, деревянный заборчик, лужайка и коза. По-моему, ее к чему-то привязывали. Бабушка не разрешала к ней подходить. Когда на выходные приехали родители, они привезли продукты, молоко, и бабушка сказала, что не нужно — для меня она покупает козье. Но я его не помню. Я помню чернику в желтой эмалированной кружечке. Мы ходили в лес с кружечками. Однажды я шла, а рядом бежала по земле белка. Потом она забралась на сосну, и я ее больше не видела. Вспомнила: хозяйку звали тетя Маша».

— Вот, — Руслан протянул листок.

— Коза, веревка, колышек, сумка, кружечка, — вслух прочитал Тимур. — А сумка зачем?

— В ней продукты привозили.

— Ну, ладно. Сейчас я тебе покажу вербальный ряд квазипамяти по первому куску.

Он вывел на монитор текст, куда более долгий, чем тот, который исследовал Руслан.

«Летом меня вывозили на дачу в Петрушино. Дом был старый, деревянный, двухэтажный. Зимой второй этаж пустовал, на лето его сдавали. Там жили старики, мы их звали деда Костя и баба Надя. Они жили в комнате, расположенной справа от сеней, как войти в дом, за дверью справа, еще была дверь в туалет и лестница наверх, к трем комнатам второго этажа. В гости к себе они не приглашали, и нам всегда было очень интересно — что там, за дверью. Лестница загибалась, и внизу подлезть под нее могли только мы, дети. Нас было трое — я и мои двоюродные братья, Лешка и Генка. Лешка был рыжий, говорили, что в деда. Генка был, как я, темненький и выше Лешки. У него были вельветовые штаны и серая майка. За нами смотрела моя бабушка, Антонина Петровна. У нее был фотоаппарат, и она часто снимала нас троих…»