Мюррей Лейнстер: Оружие-мутант. Антология американской фантастики

Предпринимая издание серии книг по зарубежной фантастике, мы просто обязаны определиться, хотя бы в общих чертах, в понимании термина и объема SF, ее генезиса и особенностей. Это тем более необходимо сделать, что «не многие литературные жанры породили столько крайностей в оценках, как SF… Для одних она — единственная достойная выживания литература, источник всех ее благотворных последствий в прошлом, настоящем и будущем. Для других — это что-то болтающееся от героя французских комиксов Тентена к Тарзану и проскакивающее по пути через гуманоидных кузнечиков с Марса. Для первых все в литературе — от Гераклита до Г. Миллера — более или менее относится к SF, которая непременно одержит полную победу, поскольку она сильнее всех. Для вторых это настолько неопределенный жанр, что абсолютно неизвестны ни его константы, ни границы, и вообще им всегда интересовалось лишь некоторое число отставших в своем развитии читателей, а сам он обречен на полный крах» (Ж.Стернберг).

Понятно, что SF родилась не на пустом месте, и любимое занятие фанатов этого жанра — отыскивать как можно дальше в глубинах времени истоки SF и чрезмерно вольно толковать само ее содержание. Прав Е.Парнов: ранние «Упанишады» и «Веды», «Рамаяна» и «Бхагават-Гита» Древней Индии, мифы Египта и Вавилона, героические сказания греков, ацтеков и майя, Библия и Зенд-Авеста — это выдающиеся фантастические поэмы. А какую удивительную силу воображения, эстетику продуманного, поразительные идеи мы находим в творчестве, скажем, Гомера, Еврипида, Аристофана, Платона, Лукиана Самосатского, Данте, Т.Мора, Кампанеллы, Свифта, Сен-Симона, Вольтера, и несть им числа, гениальным провидцам в прошлом. А фольклор с его волшебством сказок и преданий! Так что, «Тысяча и одна ночь» тогда — «фэнтези» средневековых арабов? Но…

«Ошибка любого исследователя истории SF, — пишет критик Ж.Гаттеньо, — состоит в забвении того, что не может быть никакой SF (пусть даже названной „научным предвосхищением“) до тех пор, пока не появится сама наука… Прогресс техники и беспредельные перспективы открытий во всех областях создают возможность конструирования других миров, внешне вроде бы „фантастических“, но в действительности полностью не исключенных… SF рождается с появлением науки, принадлежит к той же вселенной. И пришлось бы дожидаться замены научной мысли чем-то иным (возвращение к мистицизму или предлогическому мышлению), чтобы SF, как это уже случилось с волшебными сказками, была бы сдана в лавку антиквара или в детскую библиотеку».

Видно, «чудесный сплав искусства и точного знания, которым, собственно, и является фантастика, не вмещается в узкие рамки определений. Быть может, по той простой причине, что составляющие его начала — знание и крылатый вымысел — всякий раз берутся в самых различных дозах» (Е.Парнов). Но в силу научной компоненты реальное становление SF (иными словами, научно-художественной литературы, гипотетической фантастики и т. п.), окончательно созревшей как социокультурный феномен в XX веке благодаря НТР и грандиозным социальным сдвигам, просто обязано было состояться в США — экономически наиболее развитой стране западной цивилизации, не знавшей на своей территории масштабно разрушительных войн, впитавшей самые динамичные слои населения из многих регионов планеты, обеспечившей внутриполитическую стабильность и стягивавшей на себя все передовое в науке, технике и вообще культуре со всего мира. Именно там она стала существенной, органической частью национального стиля и образа жизни.