Максим Фрай - Энциклопедия мифов (Том 2)

- Что ж, тебе, в отличие от нас, есть, с чем сравнивать, примирительно сказала Алиса. Мне с самого начала показалось, что уж кто-кто, а она относится к моим словам с полным доверием.

"Она старше всех и дольше всех жила в ожидании чуда, - подумал я. Когда тебе пятьдесят, а никаких чудес в твоей жизни еще не было и, вроде бы, не предвидится, ожидание становится требовательным и неистовым, и разум готов в любую минуту уйти, обиженно хлопнув дверью... Так что она заранее была согласна поверить во что угодно, в том числе, и в призрака, явившегося в разгар спиритического сеанса - почему нет? Что ж, иногда доверчивость может оказаться мудростью - если очень повезет..."

- Что это? - вдруг спросила Лиза. Она сделала шаг в сторону окна и остановилась, не решаясь приблизиться ко мне на расстояние вытянутой руки.

- Там кто-то поет?

- Где? - переполошилась Алиса.

Юстасия замерла, прислушиваясь.

Я тоже напряг слух: до сих пор я был так увлечен разговором, что на другие вещи моего внимания попросту не хватало. Где-то очень далеко - на другом берегу озера Шёнзее, или в лесу, за полями для гольфа, или на небе звучали негромкие высокие, но не женские и не детские, скорее уж бесполые, голоса. Они выводили какую-то очень простую, но чарующую и смутно знакомую мелодию - я не мог толком разобрать ее рисунок, слишком уж издалека она доносилась.

- Где-то я слышала эту песню. Но... Нет, не помню!

- Некоторые вещи кажутся знакомыми - не потому что действительно встречались нам прежде, а потому, что... не знаю, как сформулировать...

Наверное, они просто совпадают с ритмом, в котором стучит твое сердце, - сиплым, прерывающимся голосом сказала Юстасия. А потом заплакала - тихо и с каким-то странным наслаждением, не прогоняя с губ улыбку. Так плачут только очень счастливые люди - счастливые настолько, что традиционные способы изъявления чувств им уже не подходят.

- Так должны петь ангелы, - Алиса тоненько хихикнула, очевидно собственные слова показались ей слишком нелепыми, чтобы оставаться серьезной. - Маленькие белые пупсики с золотыми крылышками, на верхушке рождественской елки...

И тогда снова подул ветер, но на сей раз он не стал бить стекла и грохотать оконными рамами. Он был нежен и предупредителен: убрал в сторону упавшую на глаза серебристую прядь Алисы, высушил мокрые ресницы Юстасии, ласково обернул яркий шарфик вокруг шеи Лизы. А потом добрался до меня и я мог поклясться чем угодно! - затаился в моем рукаве, до поры, до времени...

Глава 13

Лэй-Цзу

Лэй-Цзу изображали с третьим глазом на лбу, из которого лился поток света.

- А с какой стати вам взбрело в голову вызывать духов? - спросил я, когда ветер утих. - Просто так? Или вы догадались, что на вилле... - я запнулся, поскольку не знал, как определить собственное присутствие в этом доме, и за неимением лучшей формулировки добавил: - вы поняли, что здесь что-то водится?

- Нет. Наверное все-таки нет, - Алиса хмурила брови, пытаясь сформулировать ответ. - Правда, меня одолевали странные предчувствия всякий раз, когда я проходила мимо твоего кресла, но они надо мной смеялись, укоризненный взгляд на подружек.

- Кресло, однако, мы предпочитали обходить стороной, - покаялась Лиза. И смущенно спросила: - А можно тебя потрогать? - Она быстро оттаяла и теперь светилась от любопытства.

- Трогай! - рассмеялся я, протягивая ей руки. - Сколько угодно!

Она действительно прикоснулась к моему запястью и с видимым разочарованием сообщила остальным:

- Настоящий.

- Ага, - подтвердил я. - Уже настоящий. Не знаю, как вам это удалось, но... Так почему все-таки вы решили вызывать духов?

- Сложно сказать. Ну, по большому счету, мы просто развлекались...

- Довольно странное развлечение, - заметил я. - Не самое подходящее занятие для умных деловых женщин с высшим образованием. Вот если бы вы были юными фермерскими дочками, или, скажем, пожилыми индианками...

- Индейками! - вдруг некстати развеселилась Юстасия, которая до сих пор поглядывала меня исподлобья, с явным недоверием, словно прикидывала, сколько серебряных ложек и кошельков может поместиться в моих карманах.

Я невольно последовал за ее настороженным взглядом: до сих пор я так и не дал себе труда понять, во что одет. Ничего особенного на мне не оказалось: ни тебе длинного сверкающего балахона до пят, ни тебе залатанной средневековой рясы со следами засохшей крови, ни даже каких-нибудь завалящих вериг. Всего-то обмундирования: тупоносые замшевые ботинки, умеренно пижонская жилетка из толстой свиной кожи, синие джинсы не первой молодости и еще более древний свитер ручной вязки. Вероятно, он был рожден белым, но с тех пор многое переменилось.