Станислав Лем: Солярис. Эдем

Скептики, пожалуй, воскликнут: «Дорога к звездам! Встреча с неизвестным! Опять похождения в космосе. Ох, уж эти фантасты! И когда только они спустятся на нашу грешную Землю?!»

А тем временем на Земле, в высокогорной Бюраканской радиообсерватории, крупнейшие астрономы, физики, биологи из многих стран мира собираются на симпозиум и всесторонне обсуждают вопрос о контактах с инопланетными цивилизациями. Горячо спорят и приходят к единодушному решению: да, попытки установить такую связь необходимо продолжать, используя для этого весь арсенал технических средств, мощь которых усиливается с каждым годом.

От резолюции, принятой в сентябре 1971 года на Бюраканском симпозиуме, нетрудно протянуть нить к «Эдему» и «Солярису» Лема. И очень прочную нить, ибо человечество умеет не только мечтать, но и осуществлять свои мечты. В лабораториях исследуется грунт, доставленный с Луны, а на орбите Марса вращаются не только Фобос и Деймос, но и искусственные спутники — автоматические станции, стартовавшие с космодромов Земли.

Сегодня мы лишь на пороге космоса. Но завтра мы его переступим.

В. Дмитревский

В принципе, по моему мнению, писатель не должен писать предисловий к своим собственным произведениям. Но принципы для того и существуют, чтобы их время от времени нарушать. Впрочем, могу добавить еще кое-что в свое оправдание. У каждого, кто прочтет «Солярис», сложится какое-то впечатление от этой повести. Но читателя может заинтересовать, зачем автор написал книгу, каков был его замысел. Часто художественная реализация замысла не удается или удается иначе, чем этого хотелось автору. Не знаю, насколько убедительно будет то, что я скажу. Однако я знаю, что я хотел, то есть что пытался выразить в этой повести, иначе говоря, что было в ней для меня наиболее важным.

Сейчас люди отправляются в космос. Мы не знаем, когда встретим разумных существ с иных планет, но когда-нибудь встретим. Обширная фантастическая литература, особенно американская, уже создала в качестве предположительной возможности контакта три стереотипа. Их можно кратко определить так: «Либо сообща, либо мы — их, либо они — нас». Это значит, что либо мы установим мирное сотрудничество с разумными обитателями космоса, либо, что тоже возможно, дело дойдет до конфликта, может быть до межпланетной войны, и в результате или земляне победят тех, или те — землян. Я считаю это схематическим, механистическим перенесением земных условий, и, добавлю, условий нам, людям Земли, наиболее понятных, на всю бесконечность Вселенной.

Думаю, что дорога к звездам и их обитателям будет не только долгой и трудной, но и насыщенной многочисленными явлениями, которые не имеют никакой аналогии с нашей земной действительностью. Космос — это не «увеличенная до размеров Галактики Земля». Это новое качество. Установление взаимопонимания предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет? Обычно считается, что разница земной и неземных цивилизаций должна быть только количественной (те опередили нас в науке, технике и т. п. либо, наоборот, мы их опередили). Но если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей?

Впрочем, я хотел эту проблему трактовать еще шире. Это значит, что для меня важно было не столько показать какую-то конкретную цивилизацию, сколько показать Неизвестное, как определенное материальное явление, до такой степени организованное и таким способом проявляющееся, чтобы люди поняли, что перед ними нечто большее, чем неизвестная форма материи. Что они стоят перед чем-то, с некоторых точек зрения напоминающим явления биологического, а может быть, даже психического типа, но совершенно непохожим на наши, человеческие, ожидания, предположения, надежды, связанные с ним.

Эта встреча с Неизвестным должна породить целый ряд проблем познавательной природы, природы философской, психологической и моральной. Решение этих проблем силой, например какой-то бомбардировкой неизвестной планеты, естественно, ничего не дает. Это просто уничтожение явления, а не концентрация усилий для того, чтобы его понять. Люди, попавшие в это Неизвестное, должны будут постараться понять его, постичь. Может быть, это удастся не сразу, может быть, потребуется много труда, жертв, может быть, их ждет много недоразумений, даже поражений. Но это уже особый вопрос.

«Солярис» должен был быть (я воспользуюсь терминологией точных наук) моделью встречи человечества на его дороге к звездам с явлением неизвестным и непонятным. Я хотел сказать этой повестью, что в космосе нас наверняка подстерегают неожиданности, что невозможно всего предвидеть и запланировать заранее, что этого «звездного пирога» нельзя попробовать иначе, чем откусив от него. И совершенно неизвестно, что из всего этого получится.