Зиновий Юрьев - Дальние родственники

- Неужели месяц?

- Месяц, - с гордостью сказал Ефим Львович. - Вы не представляете, как Владимир Григорьевич ее бережет. И волосики все щеточкой аккуратно вычистит, и продует, и оботрет. А, вспомнил, фирма "Норелко".

- Не слышал.

- Есть такая. Внук его все время на заграничных рейсах плавает. Штурман он дальнего плавания. Сейчас он где-то в Тихом океане. - Ефим Львович сказал это с гордостью, будто был это не Володин, а его внук. У него самого внуков не было, а две внучки благополучно стали на брачный якорь и в дальние плавания не собирались. - Так я к чему? Если бы Владимир Григорьевич собирался уехать на несколько дней, он бы бритву свою не оставил, это уж вы мне поверьте.

- А он ее не взял?

- В том-то и дело, что не взял. Я зашел, будто спросить что-то у соседа его Константин Михайловича, а сам глянул в тумбочку, где всегда бритва лежит. На месте.

- Вы наблюдательный человек.

- Глаз художника, - скромно сказал Ефим Львович.

- Вы меня простите, конечно, - улыбнулся Кравченко, но зря вы не стали следователем.

- Я иногда и сам так думаю, - беззвучно засмеялся художник.

- А внук...

- Данилюк Александр Семенович, корабль "Константин Паустовский".

- Ну, вы просто... Хаммурапи настоящий.

- Простите?

- Это я так... Вас не затруднит попросить ко мне лечащего врача? А то я и в лицо его не знаю.

- Он не лечащий. У нас ведь не больница, а Дом ветеранов. Но это я так, для вашего сведения. Сейчас позову. Его зовут Юрий Анатольевич Моисеев, но мы зовем его между собой Юрочкой. Такой человек... Иной раз думаю, может, заболеть для разнообразия, и тут же себе говорю: ты что, Юрочку огорчить хочешь? Это я шучу, конечно.

- Понимаю, - вежливо кивнул старший лейтенант. Было ему как-то покойно здесь, в прохладной библиотеке, разговаривать со старым... как он сказал... бригадмильцем... было приятно. И само исчезновение было какое-то... благородное, что ли, как в заграничном детективе каком-нибудь. Все так чинно, благородно, инсульт, пижама вельветовая, бритва заграничная, внук, корабль... Тихий океан, штурман. Неплохо бы, конечно, попросить майора направить его для опроса этого штурмана.

"Товарищ майор, - сказать, - мне тут по поводу пропавшего из Дома ветеранов командировочку выписать надо".

"На сколько?" - не поднимая головы, спросит майор.

"Дней на десять".

"Чего так долго, ты в своем уме? Куда это?"

"Да на Тихий океан".

Да, вот тебе и мушкенум. Черт-те что за чепуха в голову лезет, уснешь здесь, пожалуй, в библиотеке.

Должно быть, устал старший лейтенант, совсем сбился с ног от постоянной спешки, и вправду задремал ненароком, потому что вдруг увидел перед собой молодого человека в халате и понял, что это врач.

- Здравствуйте, - сказал он и вовремя спохватился, что чуть было не сказал "Юрочка", - Юрий Анатольевич?

- Да, Юрий Анатольевич Моисеев.

- Кравченко Виктор Иванович. Прислали меня помочь...

- Я понимаю.

- Я уже немножко в курсе дела. Вам, строго говоря, угрозыск и не нужен.

- В каком смысле?

- У вас свой сыщик есть, художник Ефим Львович.

- А... - улыбнулся врач. - Это верно. Вездесущ и всезнающ. И добрейшая при этом душа.

- Приятный человек. Он какой художник?

- Театральный. Знаете, декорации, костюмы...

Старший лейтенант вдруг сообразил, что не был в театре, наверное, год, а может, и два. Когда ехал после демобилизации поступать в Московскую школу милиции, голова кружилась от счастья: столица, Третьяковка, Большой, Художественный, Театр на Таганке... Да вот как-то замотался с пропавшими без вести, хорошо еще, если выкроишь время подремать перед телевизором. Плохо это, неправильно. Система нужна. Майор Шкляр им все время твердит: в милиции, как в футболе, порядок бьет класс. Мол, если ты и не такого высокого класса сыщик, но порядок знаешь и блюдешь, всегда своего добьешься.

- Вы ведь лечите пропавшего... Харина?

- Да.

- Скажите, Юрий Анатольевич, действительно ли у него замечалось сильное улучшение? Я так понял со слов Ефим Львовича...

- Улучшение - не то слово. Владимир Григорьевич Харин очень больной человек. Пять лет назад он перенес обширный инфаркт задней стенки... впрочем, это уже детали. Полгода назад - инсульт. Опять же, не входя в детали, скажу, что левая рука и левая нога очень ослабли в результате инсульта, стойкая гипертония, ишемическая болезнь - словом, целый букет, неприятный букет, поверьте, особенно в таком возрасте...

- Ему семьдесят восемь лет?

- Да, совершенно верно. Нельзя сказать, чтобы он совсем не оправился после инсульта, но все шло так медленно... И вдруг в один прекрасный день я застаю его другим человеком. Встал без палочки, даже приседание сделал, представляете? Давление, как у космонавта. Глазам и ушам своим не доверял... Хоть начинай верить после этого в чудеса. Нам, медикам, полагается быть скептиками, во всяких там целителей, знахарей и хилеров мы не верим. А тут хоть осеняй себя крестным знамением.