Александр Юринсон - Угол отражения

И еще Букину было теперь немного стыдно за ту неприязнь. В конце концов она - женщина. Он вспомнил свою жену и свои чувства к ней незадолго до развода. Чувства не всегда имеют прямую связь с действительностью; вернее, действительность - это не только та женщина, которую он сначала любил, а потом терпеть не мог. Она ведь за эти несколько лет почти не изменилась. То есть в том случае дело было в нем. Но эта пациентка-то сама внушает всем неприязнь. Или это все так охотно внушаются?

Букин назначил ей следующий прием на третий день, и как только она вошла - все повторилось снова. Не хотелось и было невозможно помочь ей; как это ни жестоко, но есть люди, которым лучше не быть.

Утром того дня у него битый час просидел Нахабцев и довел его до белого каления, так что теперь психиатр со злорадством писал направление, прося физиотерапевта, по совместительству занимающегося и лечебной физкультурой, и массажем, взглянуть на пациентку. Уж очень ему хотелось испытать на Нахабцеве это ходячее психотропное оружие.

Минут через сорок тот ввалился в кабинет Букина и, как обычно, заслонялся туда-сюда, то и дело норовя оказаться вне поля зрения и заставляя хозяина выгибать шею или потихоньку двигать стул. Сергей Васильевич сгорал от нетерпения:

- Ну, что?

- Что - что? - искренне не понял Нахабцев, подходя к окну и отирая пальцами пыль с цветов.

- Ну, как она тебе?

- Кто - она?

Усилием воли Букин заставил кровь вернуться на свои круги.

- Тонкович Галина Павловна. Которую я к тебе послал, - раздельно произнес он.

Нахабцев на секунду задумался или сделал вид, что вспоминает:

- А, эта... а что с ней, собственно? Баба как баба. Со своими, естественно, комплексами... Ну, не манекенщица, конечно, но и не снеговик, как она о себе воображает. Если расшевелить - так и вовсе ничего себе, нормальная. А в чем у тебя с ней проблема?

Сергей Васильевич не отвечал. Сейчас Нахабцев раздражал его еще тем, что ничего не заметил. И думал Букин не о пациентке, а о нем: он всех старался наделить своими чертами. И наделял, в той или иной степени. И наверно так было проще, - уж ему, Нахабцеву-то, точно другого не нужно: все такие же болваны, готовые в доме повешенного рассказывать анекдоты про веревку.

Нахабцев чего-то еще говорил или спрашивал, но Букин не слушал. Когда до него наконец долетели какие-то слова, он поднялся, обвел собеседника ничего не понимающим взглядом и выдавил:

- Извини, Эдик, мне нужно побыть одному.

Нахабцев склонил голову набок, внимательно посмотрел на Букина, покрутил пальцем у виска и вышел.

Ничего этого Сергей Васильевич не заметил. Странная мысль, еще не теория и даже не предположение, но все пытающаяся объяснить и обещающая, что может это сделать, зародилась в его голове и уже без малейшего несоответствия прикладывалась к любому человеку: к тому же Нахабцеву или этой пациентке, Тонкович. И к нему самому тоже. А извлекая какие-то случаи из своей практики, Букин без труда вписывал их в - теперь уже, пожалуй, теорию, и без малого - школу.

Он отменил прием и, сославшись на неважное самочувствие, быстренько ушел домой.

Около десяти часов вечера у Нахабцева зазвонил телефон.

- Можно к тебе прийти? Или ты приходи ко мне. Мне обязательно нужно с тобой кое-что обсудить.

- У тебя что, Букин, горячка? Обсуждай по телефону.

- Нельзя. Не телефонный разговор.

- А долгий?

- Э... не знаю. Наверно, долгий. Но стоит того. Узнаешь закачаешься.

- Мне, Букин, качаться интереса нет. Я веду здоровый образ жизни и хочу спать. Может, можно погодить до завтра?

- Вообще-то, конечно, можно, но тогда я не буду спать совсем. Пойми: я на пороге величайшего открытия в психиатрии. И не только в психиатрии. Думаю, оно имеет огромное практическое значение. Даже не знаю пока, насколько.

- Ммм... ты уверен? Может, все же - утро вечера мудренее?

- Уверен, Эдик. Я сейчас такие штуки выделывал - никакому Кио не приснятся. И тебе покажу.

- Что за штуки-то?

- Не по телефону.

- Тьфу на тебя. Ладно, дуй сюда. И постарайся выложить все свои идеи до закрытия метро - иначе придется спать на голом полу. Я тебя в свою постель не пущу.

- И не надо. Еду.

Приехал Сергей Васильевич наверняка на такси: не прошло и двадцати минут, как он уже стоял в прихожей Нахабцева. Сняв ботинки, он прямо в плаще прошел в комнату и плюхнулся в кресло.

- Буду краток, - сразу заявил он.

Глаза его в полумраке комнаты едва не мерцали; и вообще выглядел психотерапевт совершенно на себя не похожим.