Журнал «Если» - «Если», 2005 № 07

Хугебурку он боялся. Рациональному объяснению этот страх не поддавался. Разве что в прошлой жизни Охта Малёк был слоном, а Хугебурка — мышью.

Оставив Бугго в рубке, Хугебурка спустился к механику. Можно даже сказать, что старший офицер пошел прогуляться и случайно забрел к механику. Тот сперва пометался немного, а после признал гостя, расслабился и даже сделался развязным.

Здесь, внизу, гудело мощнее, увереннее. Голос «Ласточки» сливался с бормотанием Охты и поглощал его, так что Хугебурка почти не разбирал слов, хотя Охта уже рассказывал ему что-то, захлебываясь и сдавленно смеясь.

«Полет нормально», — пульсировало в голове у Хугебурки.

— Нет, ненормально, — сказал он вслух. И, глядя в скачущие глаза Охты, произнес назидательно: — Почему одна карта показывает пояс астероидов, а другая уверяет, будто там ничего нет?

— А? — отозвался Охта, на миг перестав смеяться. Но поскольку Хугебурка в данный момент промолчал, возобновил невнятное веселое бормотание. Хугебурка разобрал на этот раз слова: «ядерный реактор» и «гравитация — ни к черту, это самое, ну, тут он и говорит»… Кто «он»? Что говорит? Где гравитация ни к черту? «У-у-у! — подпевала «Ласточка», съедая голосок механика. — А-а-а!»

— Пустота — стало быть, ничего интересного. Так? — проорал Хугебурка, сопровождая слова жестами. Трубы взирали почтительно, стрелка барометра мелко вздрагивала, как бы порываясь аплодировать.

— Ничего интересного нет в пустоте. Но в таком случае для чего в том же самом месте показывать астероиды?

Он сделал паузу. Пауза получилась выразительная — Хугебурке и самому она понравилась. Он еще раз повторил — и вопрос, и паузу. Охта поморгал, поерзал на постели, пососал из бутылки, вытягивая губы клювиком, и сказал:

— А я ему, это самое: «А ты веревочкой пробовал?». И тут мы оба вынимаем шнурки, он и я — оба!

Он опять засмеялся, и «Ласточка» от всего своего доброго брюха подхватила этот смех.

— Вот тебе и шнурочки, — глубокомысленно произнес Хугебурка.

— Астероиды означают, что туда лететь опасно. Итак, — он поднял палец: — Либо там пустота, либо опасность — но в любом случае, «Ласточку» от этого места очень хотят отвадить. Логичный вывод? Да, господин Охта, именно так: кому-то до жути требуется, чтобы «Ласточка» ни в коем случае не интересовалась неким пространством пятого сектора. Ну так ужасно требуется, что они даже перестраховались. И тем самым возбудили мое подозрение.

Малёк на секунду прервал свое бормотание и посмотрел на Хугебурку с опаской, но тот как раз прикладывался к бутыли и выглядел совершенно милым и домашним, так что Малёк отбросил сомнения и зажурчал снова.

— Но почему нас хотят отвадить? Кто это затеял? Что они там прячут? — вещал Хугебурка. — Пока неясно. И, возможно, на данном этапе вообще неважно. На данном этапе, господин Охта, важно одно: старый друг паранойя требует, чтобы я внял ее призывам.

— О! — выдохнул Малёк.

Хугебурка покачал пальцем у него перед носом.

— В некоторых случаях голос паранойи и голос разума звучат в дивном согласии. Можно сказать, что это один и тот же голос.

— Ну да, — согласился Малёк. — И вот, это самое, мы спускаемся с ним, значит, к реактору, а там… — Он захохотал и затряс руками в воздухе, как будто кто-то невидимый щекотал его под мышками.

— Логика! — объявил Хугебурка. — Итак, во мне звучат три голоса. Трио! — И прибавил зловеще: — В этом рейсе есть тайный подвох.

— Я, это самое, так и говорю, — сказал Охта, перестав смеяться. — Тут, это самое, подвох.

— Начнем с очевидного, — продолжал Хугебурка. — В картах — разночтение. При современных методах картографии и с учетом степени изученности сектора такого быть не может.

Охта прочувствованно кивнул, не прекращая невнятного рассказа.

— Отсюда — вывод о непременном наличии некоей гадости. Назовем ее фактор «Икс».

Тут Охта Малёк почему-то замолчал и заморгал с самым жалобным видом. Между тем мысли вылетали из уст старшего офицера, как птицы неведомых миров, одна другой причудливее, и как бы сталкивались в воздухе, обретая почти осязаемую плоть.

— А у этого гладенького Амунатеги губы изменили цвет, — говорил Хугебурка мстительно и гримасничал бровями. — Уже за одно это его бы следовало… И хорошенько! — Он погрозил жилистым кулаком пространству отсека, и Охта медленно вжал голову в плечи. — Он у нас неотразимый. А капитан — женщина, ее это отвлекает. Она не думает о главном.

Хугебурка замолчал ненадолго, а после поправился: