Виктор Кувшинов - Пасынки зинданов (Мир, которго нет)

«Добро пожаловать, всем желающим! Обратной дороги нет, и не будет!» - ему хотелось расхохотаться над зеркалом, всем миром и его, так называемыми, соратниками, включая их неудачливое божество, но, следуя своей привычке, он лишь скупо улыбнулся. Однако в этой улыбке не было пощады его врагам и просто слюнтяям – всем, кто отважился оспаривать его власть. Впереди его ждали столетия, нет, тысячелетия всевластия.

Знал бы он, как жестоко ошибался. Тогда он просто не мог даже представить, что это такое на самом деле – столетия власти, не говоря уже о тысячелетиях…

***

Он никуда не спешил. Перед ним раскинулся мир, готовый покориться поступи его войск, но он выжидал. Через зинданы все прибывали новые «пришедшие» - внешняя ангельская агентура работала безупречно. Внутри мира эти ангельские сущности тоже были очень полезны, но как бы ни была велика ангельская энергия, породившая и поддерживающая постоянный уровень «рожденных» по всему миру, их самоосознание было ограничено и действия неактивны. «Пришедшие» же пытались перестроить окружающее под себя, а мир им не давался. Так появлялась интрига в жизни. Даже стали появляться новые волшеры с какими-то новоявленными, худосочными магами, добивающимися власти больше путем интриг, чем колдовства. Спустя лет пятьдесят, по границам его владений возникло сразу несколько мелких волшеров каких-то самодуров, где вовсю процветало рабство и насилие.

Внутри своих владений он постиг все прелести власти и богатства. Его дворцы и без того ломившиеся драгоценностями, великолепной мебелью и отделкой, постоянно пополнялись произведениями труда местных зодчих. Правда «рожденные» не были очень способным народом, и поэтому к работам привлекали «пришедших». То же было и с его гаремом, полным молодок из «рожденных». Однако истинными жемчужинами было несколько «пришедших» дам, пусть и не самых молодых, но отличающихся яркостью и индивидуальностью. Он развлекался, как мог, объезжая свой огромный волшер и практикуясь в охоте, рыбалке и прочих удовольствиях.

Наконец настала пора показать, кто в доме хозяин, и он стал собирать армию. Это было забавно. В принципе он мог бы справиться с новоявленными магами, знавшими по нескольку случайных «слов», и без всяких войн, используя только магию, но ему был нужен психологический эффект. Ему хотелось показать всем, да и что уж скрывать, почувствовать самому, какая государственная мощь сосредоточена в его руках.

Первые же сражения, которые он постеснялся бы и сам назвать таковыми, повергли к его ногам все близлежащие территории, но он знал, что дальше на запад располагаются земли сразу трех его бывших соратников, и вот туда-то он и направил свои войска после празднования триумфа, которого устыдился бы любой уважающий себя полководец. Тогда вперед его гнала одна мысль: «Он покажет всем своим «коллегам», чего они стоят в этом мире!»

По данным разведки и наблюдениям из зеркала, он знал, что трое из «перворожденных» магов (как их уважительно прозвали в мире) объединились для отражения его атак. Наплевав на опасность, он сам возглавил свое войско, оставив дома свое самое мощное оружие: волшебное зеркало. Это, наверно, были лучшие его дни в этом мире. До сих пор, оставаясь в пределах волшера, он ощущал пресыщенность всем, что занимало его думы раньше и, как нельзя кстати, этот поход вернул всю полноту и остроту жизни, к которой он всегда стремился.

Он летел на коне впереди своего хорошо обученного войска и встретил противника уже при входе на территорию ближнего волшера. Когда конные патрули донесли о первых вражеских разъездах, он решил, не останавливаясь, провести разведку боем и с двумя верховыми отрядами продолжил движение. Он не боялся за себя – от шального удара у него была магическая защита, а от происков своих «перворожденных» приятелей… - посмотрим, что они еще придумают?

Они влетели серыми тенями прямо в лагерь противника. Спустя поколения это нападение стали изучать в военных училищах под названием битвы под Черной рекой, а тогда… Может, этим и был бы доволен Суворов, который любил сходу обескуражить противника. Но он-то был не Суворов, и растерянное метание полуголых «рожденных», истошно-истерические вопли «пришедших» и вой перепуганной обозной прислуги вызвали у него только чувство жалости пополам с гадливостью. И было трудно понять, была ли это чувство вызвано беспомощностью врагов или его собственной жестокостью. Он понимал, что поток инферно не миновал и его, и он, вслед за мелкими тиранами, сам становился величайшим деспотом мира.